Новые приключения парижанина

Меринос стрелял из револьвера, и каждая выпущенная им пуля непременно находила свою жертву.

Жан повредил ружье и теперь бился врукопашную.

Хорош-Гусь и Аколи не отставали.

Коттоло стреляли, увы, по большей части наугад. Те, кому не досталось ружей, сражались на свой лад. Но дротики и копья не наносили врагу заметного ущерба, так что враги быстро опомнились и, озверев от ярости, накинулись на маленькое войско храбрецов.

Бен Тайуб наблюдал за сражением, гарцуя на лошади. Тут же находился и лейтенант фон Штерманн. После кровавой расправы над томба солдаты наотрез отказались выполнять его приказы и лейтенант дезертировал, примкнув к бандитам.

Бен Тайуб не хотел убивать. Негры — его товар, его доход, а значит, должны быть целы и невредимы. К тому же, во избежание скандала, он предпочел бы всего лишь прогнать этих проклятых белых «избавителей».

Однако все они защищались так упорно и рьяно, что одна только смерть могла их остановить.

Бен Тайуб и фон Штерманн подскакали совсем близко к Тотору и Жану. Жан прицелился и выстрелил в лейтенанта почти в упор. Немец упал.

Тотор ловко вскочил на круп лошади бен Тайуба и вцепился арабу в горло.

В это время раздался страшный грохот, засверкали молнии, внезапно стемнело и налетел сильнейший порывистый ветер, от которого все вокруг завыло и застонало, точно в аду.

Это был тропический ураган, тот самый, о котором предупреждал Хорош-Гусь. «Будет жарко!» — сказал он.

И действительно стало жарко. Обжигающий ветер сметал все на своем пути, сбивал с ног людей и лошадей.

Деревню коттоло разметало, как стог сена.

Не было больше ни нападавших, ни защищавшихся, лишь черные точки метались в клубах пыли.

Но где же Тотор? Где Меринос? Жан, Хорош-Гусь, Аколи, Бен-Тайуб?

Кто знает?

Конец второй части

Часть третья ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ НЕДАЛЕКО ПАДАЕТ, ИЛИ КАКОВ ОТЕЦ, ТАКОВ И СЫН

ГЛАВА 1

В Париже. — Фрике-рантье. — Сапожник Фриц Риммер. — Дурные новости или неизвестность. — Депеша из Банги. — Что случилось? — Мамаша Гюйон. — Вдвоем на штурм Африки.

Париж.

На углу улиц Монмартр и Сен-Совер, как раз возле винного погребка с вывеской, представляющей сцены из Евангелия, приютилась лавчонка или лучше сказать — крошечная мастерская шириной не более двух метров. На открытой витрине в ожидании починки разбросаны поношенные башмаки, сапоги да ботинки.

За сапожным столом день-деньской хлопочет хозяин: прилаживает союзки, подбивает каблуки.

Над входом — деревянная дощечка:

ФРИЦ РИММЕР

Ремонт по доступным ценам

В сумраке лавочки, словно на картинах Рембрандта, падающий с улицы солнечный луч высвечивает согнувшегося над работой мастерового. Лысый череп, костлявая фигура, осунувшееся лицо. На всем его облике лежит печать неизъяснимой грусти.

Но вот какой-то человек замедлил шаг и остановился у входа.

— Здравствуй, Риммер.

Сапожник оторвался от работы, поднял голову, и тень улыбки скользнула по его губам.

— A-а, месье Фрике! Как дела?

— Хорошо! А у тебя?

— Да что я! — махнул безнадежно рукой сапожник. — Я человек конченый.

— С ума сошел! В твоем-то возрасте! Что, старина, нервишки пошаливают? Пойдем выпьем по чашечке кофе.

Риммер долго отказывался, но прохожий не отставал. В конце концов Фрике зашел внутрь и похлопал Риммера по плечу.

— Перестань ломаться! Не то я схвачу тебя в охапку да вынесу вон…

— Черт побери! Тебе сорок лет, ты маленький, тщедушный человечек! И откуда только силу берешь? Ты вон еще молодцом, а я вот — совершенная развалина…

Наконец Риммер сдался.

Это был крупный, высоченный мужчина, всего-то на два или три года старше своего приятеля.

— Гретли! — крикнул он куда-то в глубь мастерской. — Я отлучусь ненадолго с Фрике… Посматривай тут! Если придут от Мольера, возьмешь двадцать девять су…

Из темноты показалась маленькая кругленькая женщина с желтоватыми волосами и печальным взором.

— Здравствуйте, месье Гюйон, — обратилась она к гостю, протянув пухленькую ручку. — Очень мило с вашей стороны навестить нашего бедного Фрица… Он, признаюсь, совсем зачах и махнул на себя рукой. О, Матерь Божья! Какой удар, какой удар!..

— Перестань! Сколько можно?

— А вы, месье Гюйон, узнали что-нибудь о вашем малыше? О! Ему всегда все было нипочем, из любой переделки выкарабкается. За него можно не волноваться.

— Да, да! Не волноваться… — повторил Гюйон-Фрике и как-то весь передернулся. — Пойдем, Риммер! До скорого, мадам Гретль!

Они пересекли улицу, вошли в винный погребок и уселись за столиком в дальнем углу.

Друзья переглянулись и вдруг в едином горестном порыве склонились друг к другу, взялись за руки и хором произнесли:

— Мой бедный Риммер! Мой бедный Фрике!

Фрике опомнился первым.