Вторая вырезка оказалась еще более сенсационной, чем первая. В ней излагалась необычайная история о том, как художник нашел под дубовым полом своей студии несколько жестянок с золотыми гинеями на общую сумму в двадцать тысяч фунтов. Как я и ожидал, о Холмсе не упоминалось ни словом. В конце заметки просто сообщалось, что открытие сделал плотник, выполнявший какую-то работу для Смедхерста.
– А вот это – для вас, Ватсон.
Холмс протянул мне маленький конверт из толстой желто-коричневой бумаги, также присланный Смедхерстом. Внутри содержалось приглашение на его свадьбу, которая должна была состояться через месяц. Я поднял глаза на такое же приглашение, отправленное Холмсу: он положил его на камин.
– Вы присоединитесь ко мне, Холмс?
Мой друг загадочно улыбнулся:
– Полагаю, что нет, Ватсон. Брак – дело очень ненадежное и рискованное. Но вы можете передать жениху и невесте мои наилучшие пожелания и, если захотите, какой-нибудь подходящий подарок из ювелирного магазина Джеррарда.
И он потянулся за скрипкой.
К 1895 году относятся также дела “Одинокая велосипедистка”, “Черный Питер” и “Чертежи Брюса-Партингтона”, записанные Ватсоном, а кроме того, ряд не зафиксированных им дел, среди которых – история Уилсона, известного тренера канареек, и расследование внезапной смерти кардинала Тоски [54] . Воссоздать эпизод со знаменитым наставником канареек пытались неоднократно, но результаты всех этих попыток вызывают у меня большие сомнения. А поскольку кардинала Тоски вообще никогда не существовало, я до сих пор не сумел определить, какое же расследование имел в виду Ватсон.
1896-й – год во многом загадочный. До осени почти нет записанных дел. Ведутся споры, к какому году следует отнести “Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс” – к 1895, 1896 или 1897-му, ясно лишь, что к одному из них. Я предпочитаю 1896-й – хотя бы потому, что, как я подозреваю, Ватсон в свое время намекнул нам на то, где находился Холмс в этом году. Вначале Холмс не имел возможности взяться за раскрытие тайны леди Карфэкс, так как участвовал в расследовании дела старого Абрамса, жизни которого грозила опасность. Холмс – вероятно, не без насмешливого восторга, – полагал, что ему не следует покидать страну, ибо он нужен Скотленд-Ярду. Возможно, это весьма лукавое замечание, но вполне вероятно, что в это самое время Холмс участвовал в масштабном расследовании, проводившемся Скотленд-Ярдом, и в связи с этим даже выезжал за границу. Впрочем, полицейские архивы об этом молчат, и год 1896-й остается для нас загадкой. В начале “Истории жилички под вуалью”, несомненно, содержится еще одно указание: дело происходит в конце 1896 года, и Ватсон упоминает о попытках неких высоких кругов получить доступ к его бумагам. Он дает понять, что если так будет продолжаться и дальше, то ему придется обнародовать “сведения о некоем политике, маяке и дрессированном баклане” [55] . Невзирая на игривые поползновения некоторых авторов, подробности этой истории остаются тайной.
Однако к концу 1896 года Холмс снова на виду. В придачу к “Истории жилички под вуалью” Ватсон записывает дело под названием “Вампир в Суссексе”. Мои изыскания позволили выявить еще три дела.
“Недуг правителя”, возможно, указывает на то, что недавние расследования Холмса привели к чрезвычайному напряжению его дедуктивных способностей. Г. Р. Ф. Китинг, прославленный автор детективных рассказов, наверняка с немалым удовольствием воскрешал эти события.В “Отвратительной истории о красной пиявке” описан, по всей видимости, уже второй эпизод, носящий такое название, поскольку замечание, несколько ранее сделанное Ватсоном [56] , позволяет отнести это дело к 1894 году (что подтверждает и рассказ “Инерционный корректор”). Компьютерное мастерство Дэвида Лэнгфорда дало ему возможность отыскать в Интернете факты о некоторых подробностях этого дела, которое он теперь сумел полностью реконструировать. Роджер Джонсон, еще один могучий шерлоковед, долгое время расследовал дело Генри Стонтона [57] и наконец сумел изложить его в своем “Кубке Грейса”.
Г. Р. Ф. Китинг Недуг правителя
Однажды в начале осени 1896 года, возвращаясь от своего хартфордширского пациента, сойдя с поезда и оказавшись в окрестностях Бейкер-стрит, я решил заглянуть к Шерлоку Холмсу, поскольку не видел его уже несколько недель. Увы, я обнаружил его в печальном состоянии. Хотя день склонялся к вечеру, он еще валялся в халате на диване нашей старой гостиной, рядом на полу лежала его скрипка, а в воздухе стояла едкая вонь табачного дыма от трубки, которую он небрежно бросил на подлокотнике дивана. Я тут же взглянул на каминную полку, где обычно хранился аккуратный сафьяновый несессер с его шприцем [58] . Ощутив желание рассмотреть знакомый патриотический вензель “V. R.” [59] , выведенный на стене при помощи револьверных пуль, я подошел ближе и увидел под несессером почтовый конверт. Судя по штемпелю, письмо отправили всего два дня назад.
– Итак, Холмс, – произнес я как можно жизнерадостнее, – ваш давнишний пулевой узор все еще на месте.