– Мистер Холмс, – она приблизилась к нему и очень серьезно посмотрела ему в лицо, – прошу вас, примите мои извинения за те слова, которые я сказала вам в пятницу вечером. Мы с сестрой уже много лет пребываем не в лучших отношениях, но меня все равно поражает, что она решила нанять сыщика, чтобы за нами следить. Вам известны ее мотивы?
– Я не вправе обсуждать мотивы миссис Бертрам, – сухо ответил Холмс.
Вновь появился Минтер, толкая перед собой чайный столик. Холмс отверг предложенное угощение и опять обратился к окну. Чувствуя некоторое смущение, я согласился выпить чаю и присоединился к мисс Эбернетти, но отказался от печенья с тмином.
– Вы смотрите, не идет ли Чарльз? – поинтересовалась Сабина почти спокойным тоном. – Он наверняка скоро будет.
Она не спеша пила чай, поддерживая со мной бессвязную беседу о пустяках. Холмс не выказывал нетерпения: напротив, его лицо делалось все мрачнее. Когда наконец в глубине дома зазвучал звонок, в его глазах блеснула насмешка.
– Полагаю, ваша мать наконец готова принять нас. Мы поднимемся.
Нервы мои были напряжены после нашей странной прогулки сквозь туман, и теперь, в этом сумрачном проходе, я чувствовал липкий холод, словно этот туман впитался в стены. Сабина как тень скользила впереди нас. И вот она приблизилась к двери комнаты, где лежала больная.
– Матушка, я привела двух джентльменов, они хотят вас видеть.
Она толкнула дверь.
В кровати с пологом сидела фигура, едва различимая в сумраке. Седые вихры, выбившиеся из-под чепчика с оборками, свешивались на лоб. На сером от старости и болезни лице выделялись сердитые глаза, смотревшие на нас. Она подняла руку, в которой сжимала палку.
– Это еще что? Вы же знаете мои распоряжения. Я не желаю никого видеть! – сварливо закричала она пронзительным голосом. – Убирайтесь, убирайтесь все. Вон отсюда и больше не показывайтесь мне на глаза!
– Матушка, не надо так волноваться. – Дочь приблизилась к больной, но та остановила ее взмахом палки.
Я никогда не забуду последовавшую сцену. Уже не помню точных слов, однако в моей памяти навсегда сохранятся те интонации, с которыми изрыгались эти ужасающие проклятия, страшные оскорбления и ругань, метившие в самое сердце нашей спутницы. Я ощутил глубочайший стыд из-за того, что невольно стал причиной унижения и замешательства мисс Эбернетти.
Она хладнокровно выдержала все эти нападки, однако в конце концов повернулась к нам и спросила негромким дрожащим голосом:
– Это все? Вы довольны?
Холмс развернулся и вышел из комнаты. Я тотчас же последовал за ним. Резкий голос преследовал нас и на лестнице. В вестибюле мисс Эбернетти повернулась к нам. Вид ее был мрачен. На смертельно бледном лице глаза казались особенно большими и темными.
– Мисс Эбернетти, приношу вам мои глубочайшие извинения. Позвольте пожелать вам доброго дня, – произнес Холмс. – Минтер, подайте мой ольстер.
Престарелый дворецкий замер у парадной двери.
– Значит, вы уходите, – быстро отозвалась она. – А вы не хотите дождаться брата? Разве перед ним вам не следует извиниться?
– Будьте любезны передать ему мои сожаления. Пойдемте, Ватсон, нам пора.
– Позвольте, я хотя бы пошлю Минтера на угол, чтобы он поймал кэб.
– Благодарю вас, мы вернемся тем же способом, каким и пришли, то есть пешком.
Я подавил стон, с трудом влезая в промокшее пальто и беря трость.
– Мисс Эбернетти наверняка очень смутилась из-за того, что мы присутствовали при этой сцене, – заметил я, когда мы выбрались на площадь. – Надеюсь, теперь вы удовлетворены.
Я не мог скрыть ноток неодобрения.
Холмс крепко взял меня под руку:
– Больше ни слова.
Мы дошли до угла, и тут он внезапно развернулся:
– Пойдемте, Ватсон, я хочу перемолвиться словечком с леди Эбернетти.
– Что? Вы с ума сошли, Холмс!
– Я – нет. Я не так безумен, как несчастная больная, чье буйство мы только что наблюдали. За мной, Ватсон, охота начинается. Нам сюда, через конный двор, в обход, к домику конюха. Ага, я так и думал!
Внутри, за грязным окошком, горела свеча. Мой спутник распахнул дверь. Человек в ночной рубашке и чепце с оборками испуганно вскрикнул.
– Игра окончена, мистер Чарльз Эбернетти, – мрачно произнес Холмс.
Эбернетти вжался в стену, его черты под уродливо-толстым слоем грима исказились от ярости.
– Черт бы вас побрал! Я играл блестяще. Как вы смогли меня раскусить?
– И в самом деле, вас вполне можно сравнить с великим Дэном Лено. Однако существовали, скажем так, иные факторы, которые позволили вас разоблачить.
Взгляд Эбернетти метнулся к двери.
– Нет, Саби, не надо!
Сабина, такая же мрачная, как Холмс, возникла из тумана. Она целилась в сыщика из пистолета.
– Вы себя чувствуете большим умником, мистер Шерлок Холмс? Не шевелитесь, доктор Ватсон. Только посмейте поднести руку к карману, и я прострелю вашему другу голову.
– Незачем делать глупости, мисс Эбернетти, – спокойно произнес Холмс. – Ведь пока вы еще ни разу не совершали убийства.
На ее лице застыла ледяная маска расчетливой ярости.
– Нет никаких доказательств, что вы были на Гровнер-сквер. Вы даже не нанимали кэб.