— Внемлите приказу и доведите его до сведения всех! Нынешний смотр необычайный. С первым ударом колокола воины приготовят себе еду; со вторым ударом — наденут доспехи; с третьим — укрепятся духом, чтобы выказать свою храбрость, а с четвертым — без промедления явятся на перекличку!
Полководцы и воины в один голос откликнулись:
— Если наш предводитель так повелел, кто посмеет его ослушаться?
— Младший Полководец Белого Знамени, слушай мой приказ, — сказал Танский монах, — военачальники и простые воины должны называть меня не Полководец, а Достопочтенный Полководец. — И Младший Полководец Белого Знамени разослал этот приказ по всему лагерю.
На помосте раздался первый удар колокола, и воины поспешно приготовили себе еду. А Танский монах, вновь призвав Младшего Полководца Белого Знамени, велел ему разослать приказ: "На смотре следует показать все свое умение. Во время переклички не медлить с ответом и передвигаться в строгом порядке".
На помосте вновь зазвенел колокол — на сей раз дважды, и все воины в лагере поспешно натянули на себя доспехи. А Танский монах велел Полководцу Белого Знамени поднять стяг для смотра военачальников и отдал приказ: "Строго охранять водные пути и горные проходы на подступах к лагерю. Каждый, кто впустит в лагерь странствующего ученого, странно одетого или говорящего, будет обезглавен". Полководец Белого Знамени разослал приказ по всем отрядам. А Танский монах передал ему еще одно повеление: "Будет обезглавлен всякий, кто не явится на смотр; пройдет перед входом в шатер; скажется больным; будет смотреть по сторонам; кто представится сам; кто будет прыгать или кричать; кто посягнет на чужое место; кто будет шептать что-то другому на ухо; приведет с собой женщину; предастся праздным мыслям и местам; кому недостанет мужества; кто даст волю гневу и затеет драку".
После того как этот приказ был оглашен, на помосте раздались три удара в колокол. Каждый воин в лагере укрепил свой дух и выказал готовность проявить свою храбрость. Танский монах тоже закрыл глаза и замер в неподвижности на помосте, освещенном яркой луной.
Спустя час на помосте прозвучали четыре удара колокола. Со всех концов лагеря простые воины и военачальники сбежались к помосту на перекличку.
Танский монах взял в руки списки воинов и, прежде чем зачитать их, крикнул:
— Ратные люди! Теперь я состою над вами предводителем, и в моем сердце нет места жалости и состраданию. Пусть каждый из вас поостережется топора!
Он взмахнул стягом и принялся выкрикивать имена шести тысяч шести сотен и еще пяти военачальников. Тут ему неожиданно попалось имя "Чжу Унэн". Он сразу понял, что это не кто иной, как его бывший ученик Чжу Бацзе. Но воинский устав строг, и не следует показывать, что тебе повстречался старый знакомый.
— Ну-ка, выйди, покажись! — заорал Танский монах. — Больно ты уродлив и свиреп на вид. Ты, верно, чудище и задумал меня обхитрить! — И Танский монах приказал Полководцу Белого Знамени вывести Чжу Бацзе из строя и обезглавить.
Чжу Бацзе распростерся ниц и стал стукаться лбом о землю, приговаривая:
— Достопочтенный Полководец, не гневайся, позволь мне, ничтожному, замолвить за себя слово, а там уж казни! — И он сказал:
Танский монах не сдержал улыбки и велел Полководцу Белого Знамени отпустить Чжу Бацзе, а тот, благодаря Танского монаха, отбил сто земных поклонов.
Затем было оглашено имя Старшего Полководца Сунь Укуна. Танский монах вдруг потупился и стал словно высматривать что-то под помостом. А случилось так, что Сунь Укун проник в лагерь и уже три дня скрывался там в обличье шестиухой обезьяны-воина. Услыхав свое имя, он выскочил из строя и упал на колени.
— Ничтожный Полководец Сунь Укун занят сейчас подвозом продовольствия и не мог прибыть на смотр, — сказал он. — Я, его брат Сунь Ухуань, хочу заменить его в сражении. Только посему я осмелился нарушить приказ Достопочтенного Полководца.
— Сунь Ухуань, откуда ты родом? А ну, живо отвечай, и я сохраню тебе жизнь, — сказал Танский монах.
Подпрыгивая и пританцовывая, Сунь Укун пропел: