Новые приключения в Стране Литературных Героев

«Чацкого» нисколько не удивило обращение неизвестно от­куда взявшегося человека (это, конечно, можно объяснить его поэтической рассеянностью), но почему хозяин дома, «Фамусов», воспринял все это как нечто вполне естествен­ное? Видимо, повторяю, у машины Архипа Архиповича не­мало неоткрытых и поэтому необъяснимых возможностей.

«Чацкий». Мое имя, которое я уже сообщил внизу чело­веку, вооруженному длинным жезлом, так называемому швейца­ру, Евлампий Аристархович Беневольский. Я студент, прибывший в столичный град из Казани. Я прошел полный курс этико-политических наук, политическую историю, политическую эконо­мию, политику в строгом смысле, право естественное, право на­родное, право гражданское, право уголовное, право римское...

Гена. Да нет, я не так выразился. Я понимаю, что вы не настоящий Чацкий. Вернее, еще не совсем он. Вы пока что только его первый набросок, да? Или как это у писателей называется?

Беневольский(наконец-то мы можем называть его так). Я? Набросок? У писателей? Милостивый государь! Я сам писатель и смею думать, имя мое не последнее в России. Я пе­чатаюсь в «Сыне Отечества». Вы, конечно, встречали там мои счастливые опыты, подписанные литерами Е.А.Б., то есть, по­вторяю, Евлампий Аристархович Беневольский...

Профессор(негромко, словно бы для себя). Или Ев­гений Абрамович Баратынский.

Беневольский. А? Что вы сказали? (Не получив от­вета, снова обращается к Гене.) Вы читаете «Сына Отечества»?

Гена. Ннет...

Беневольский. Нет?! Ну так «Вестник Европы»?

Гена. Тоже нет.

Беневольский. Помилуйте, а «Музеум»? Вы, конечно, любите «Музеум»? Московский «Музеум»?

Гена. Я больше «Знание – сила» люблю.

Беневольский. Ха! Ха! Ха! Этакое невежество! О, сколь отличны от таких, как вы, мы, поклоняющиеся только чистому искусству! Мы, не желающие служить ничему, кроме муз!

«Молчалин». Позвольте-с! Как это ничему? А государ­ственная служба? Осмелюсь заметить, вы дурно делаете, что не хотите служить. Кто знает, быть может, с вашими знаниями вы со временем попадете в чины. В государственные люди!

Беневольский (саркастически расхохотался). Я?! В чины?!.. (Вдруг с необыкновенной, хлестаковской легкостью на ходу меняет мнение.) А что? Однако и это ведь недурно. Отчего ж не стремиться мне вслед за Сюллиями, за Кольбертами, за Питтами, за боярином Матвеевым? Отчего не сделаться мне министром?

Гена. Вот тебе раз! Только-только говорил, что чины пре­зирает, и уже готово? Уже с Молчалиным... ну, то есть с этим типом, согласился?

Беневольский. Ах, не все ли равно, на каком поприще искать славу? Поэзия... Государственная служба... А, быть мо­жет, еще лучше пойти в военную? Эврика! О ремесло Цезаря, сына Филиппова! Быть вождем полмиллиона героев! Самому воспевать свои победы! Воин-поэт! Но быть министром! Тоже значительно, завидно. Ну что ж? Разве нельзя все это сдружить вместе? Так, я буду законодателем-полководцем и стихотвор­цем – все вместе! Решено! Ура!

«Фамусов» Да ты, батюшка, уж не пьян ли часом? Экую ересь понес!

Беневольский. Я? Пьян? Ничуть, ибо упиваюсь одною мечтой, одною поэзией! «О всемогущее вино! веселие героя!..»

И стукнем в чашу чашей,
И выпьем все до дна:
Будь верной дружбе нашей,
Дань первого вина!..

«Фамусов». Ну, ежели не пьян, так, верно, сумасшедший. Изволь сейчас оставить мой дом, не то я велю тебя вывести си­лой! Да и вы, господа!.. (Архипу Архиповичу и Гене.) Как сюда попали? Зачем? Откуда? Возрадовались, что я было совсем оша­лел от явления и от бредней этого безумного чудака, да и вторг­лись?

Значит, мы все-таки ошиблись: безразличие хозяина дома к появлению наших героев без спроса и без доклада объ­яснялось совсем не способностями машины профессора. Или хотя бы не только ими.

Беневольский. Как? Оставить сей дом, где мечтал я обрести приют? Сей кров, под коим обитают лары и пенаты, хранители домашнего очага?