Новые приключения во времена Людовика XIII (СИ)

Де Арамисец был непостоянен в настроении. Он большую часть времени был мягок, участлив и сострадателен. По многолетней монастырской привычке, де Арамисец много слушал и мало говорил, любезно улыбался окружающим, тщательно оберегая свои чувства от посторонних, и, как считала Изабелла, оставался в глубине души необычайно романтичным. При этом де Арамисец мог иногда высказать, казалось бы, совершенно беспричинные резкость, язвительность и колкость. По- видимому, мушкетер был способен затаить обиду и отомстить тайно, оставаясь в тени, как отец Жозеф. Его способность подмечать мелкие детали и длительно их помнить, чтобы вовремя огласить их с самым невинным видом, поражала графиню дю Трамбле. Она про себя только дивилась, насколько ловко Анри де Арамисец, ласково улыбаясь Джулии, ни на миг не выпускал ее из поля зрения. Даже в доме г-на де Тревиля молодой мушкетер, даже когда был занят беседой с другими, вдруг, в самый последний момент кротко тянул что-то вежливое, но несказанно компрометирующее своего собеседника! Так было и с сыном маршала Бассомпьера, который ухаживал за Джулией и однажды, желая произвести хорошее впечатление, при всех рассказал ей о своих наградах от короля Людовика:

-Его величество лично отметил меня как человека ловкого и смелого, г-жа де ла Шпоро! Я навсегда запомнил тот день!

-О, милый наш Бассомпьер, - мягко протянул тогда де Арамисец, похлопывая себя перчатками по бедру, - я тоже припоминаю тот замечательный день! Это было в тот вечер, когда г-н де Тревиль отругал вас совершенно напрасно. О, вы, конечно, не нарочно перепутали приказ и явились не на то место, где мы вас ждали, чем несказанно подвели всех! Его величество, ждущий своих мушкетеров две четверти часа, был крайне недоволен! О! Вы что же, расстроились, что я припомнил тот прискорбный для вас случай? Право, я не хотел…

И де Арамисец смягчил сказанное тонкой усмешкой.

Бассомпьер схватился было за шпагу, но вовремя заметил тот же быстрый жест не только у де Арамисец, но и у трех его верных друзей. Такая мощная поддержка, конечно, могла остановить кого - угодно! Джулия с трудом сдержала усмешку, глядя на раздосадованного Бассомпьера, который заставил себя опустить оружие и довольствоваться только рассерженными взглядами на четырех мушкетеров, а де Арамисец улыбался лучезарно.

Он слыл гурманом, человеком чувствительной натуры; одевался в светлые камзолы с множеством застежек и шнурков, рубашка под его камзолом всегда была белоснежна, а шпага начищена до блеска. Де Силлек частенько признавался, что даже он, если б не знал Анри де Арамисец близко, ни за что бы ни догадался, какие противоречивые качества могут легко уживаться в этом милом и галантном на вид человеке.

Сам де Силлек в маленькой компании четырех друзей был невозмутим неизменно. Окружающих он наблюдал издали, редко вмешиваясь в разговоры, а уж тем более в споры. При этом де Силлек обладал удивительно властным голосом, который в нужный момент действовал на людей горячих - умиротворяюще, а людей пылких остужал не хуже вырываемой из ножен смертоносной шпаги. Именно поэтому, когда он говорил, все начинали невольно прислушиваться к его словам. Де Силлек был сыном мастера клинка, не знал поражений, но никогда не хвалился своим талантом фехтовальщика, как порой делали де Порто или де Батц.

Строгая внутренняя дисциплина, безукоризненное владение собой, личное мужество, холодная голова, широкая эрудиция, поистине безудержная храбрость и надежность неизменно делали де Силлек судьей в бесконечных спорах мушкетеров. Кроме того, к де Силлек частенько обращались, когда нужно было выпутаться из какой- нибудь щекотливой ситуации и умоляли о совете, который давался неизменно ровным голосом. Обладая феноменальной памятью и ясным логическим умом, граф так невозмутимо и обстоятельно отвечал на любой вопрос, будто знал ответ наизусть. В общем, на де Силлек можно было положиться в любом случае - в случае дуэли, праздничного обеда или нюансов кодекса чести.