— Давай для начала определимся, кто кому и кем приходится. И характеристики каждого. Ну и, понятное дело, про склонности подозреваемых. Пристрастия и проблемы, каковые наверняка имеются у каждого их них, — предложил план информирования Ладников.
— Тогда лучше пойти в библиотеку, — подумав, решила Соня. — К наглядному пособию под названием «Древо рода». На нем проще всего показать, кто кому и кем.
— Пошли, — одним плавным, гибким движением поднимаясь с кресла, принял ее предложение Ярослав.
Глава 3
— Ничего себе… — восхищенно протянул Ладников, рассматривая панно полтора на два метра, закрепленное на одной из стен библиотеки, между двумя стеллажами-пеналами со стеклянными витринами и дверцами. В оных были расставлены, как экспонаты в музее, различные вещицы (от солидного серебряного портсигара с именной гравировкой и до стильной женской шляпки, что носили дамочки в тридцатых годах прошлого века), разложены пожелтевшие документы, короткие записочки, газеты (видимо, с заметками, в которых упоминались родные) и письма несколькими стопочками. По бокам от стеллажей висели старинные черно-белые фотографии. Качественно отреставрированные, увеличенные и вставленные в рамки.
— Это они? — Ярослав указал подбородком на самый большой среди прочих фотопортрет, висевший на стене.
— Да, — Соня подошла к нему. — Прохор Поликарпович и Агриппина Александровна. Это фото сделано в день их венчания, в семнадцатом году.
На студийной фотографии, выполненной в манере того давнего недоброго времени, выдерживая великолепную осанку (прямую спинку, поднятый подбородок, расправленные плечи) и буквально излучая достоинство и изысканность, сидела на стуле молодая, хрупкая как тростиночка красивая женщина в длинном платье и с уложенными в прическу густыми волнистыми волосами. Из-под подола виднелись элегантные ботиночки на шнуровке на невысоком каблучке. А рядом, положив руку на плечо женщине, стоял высокий, подтянутый, стройный и одновременно крепкий мужчина в парадной форме морского нижнего офицерского чина.
— Ты добыла всю информацию о них? — поинтересовался Ладников, продолжая внимательно рассматривать пару на фото.
— Всю информацию раздобыть невозможно, тебе же это известно лучше всех, — напомнила ему очевидный факт Софья. — Не бывает абсолютно полной информации о людях, она уходит вместе с человеком. Но что смогла, да, все разыскала. Повезло, что у меня случаются частые командировки в Питер. Там, в архиве у коллег, удалось раздобыть бо́льшую часть сведений. Они же оба были родом из Санкт-Петербурга.
— Интересная женщина… Необычная, изысканная и хрупкая на вид, но в то же время с явно весьма сильным характером, — поделился Ладников впечатлением, произведенным на него женщиной на снимке.
— В письмах к бабушке и в некоторых своих дневниковых записях дед часто упоминал ее необыкновенные глаза. «…Твои удивительные, невероятные, яркие до необычайности и прозрачные, как вода в ледниках, голубые-голубые глазки…» — процитировала Софья и произнесла с сожалением: — Жаль, что фотография не может передать цвет ее глаз.
— Этого и не требуется, — возразил каким-то необыкновенно проникновенным голосом Ладников, посмотрев на Софью непонятным взглядом. — Достаточно посмотреть на тебя и заглянуть в твои глаза. Ты такая же стройная и хрупкая на вид и очень на нее похожа. По всей видимости, именно тебе достались поразительные глаза бабушки Агриппины. Или в семье еще кому-то повезло?
— Это очень странно, но нет, до меня ни у кого из родных такого цвета глаз не было, — ответила Соня и поделилась предположением: — Может, и у меня не совсем уж такие же глаза, ведь увидеть их воочию мы не имеем никакой возможности. Ну а дед Прохор в своем восхищении мог и преувеличить их необычность и красоту. Обладая редким уникальным свойством, которое называют «врожденным слухом языка», он очень грамотно писал и умел весьма художественно излагать и выстраивать свои мысли. Его письма бабушке были просто поэмами в прозе. Он ее очень любил.
— А она его? — спросил Ярослав, отвернувшись от Сони и продолжая рассматривать людей на фото.
— И она его, — рассказывала Софья. — Агриппина Александровна была более сдержанна в выражении и проявлении своих чувств и эмоций. Это и понятно, все-таки дворянское воспитание. Да и по характеру она была куда как сдержаннее Прохора. Но иногда в ее дневниковых записях и письмах изливалась поразительная нежность к мужу и любовь.
— Ну еще бы. Вон какой бравый красавец. Орденоносец! — Ладников вновь кивнул на фото.
— Писаным красавцем дед не был, но по сохранившимся письменным воспоминаниям родных и друзей, отличался невероятной привлекательностью. Такой чисто мужской красотой и энергией. Харизмой, как сказали бы сейчас. Он был очень умным и такой… мощной, цельной натурой. И постоянно учился. Окончил курсы красных командиров, потом служил на Балтфлоте. Бабушка учила его иностранным языкам, потом учился на инженера-механика, когда уже университет в Питере открылся… — Соня тряхнула головой, останавливая себя. — Ладно. Я могу долго о них рассказывать.