Новые райские кущи

— Да, именно так, — твердо произнесла Эльвира Аркадьевна, словно призналась на суде в содеянном тяжком преступлении. И пояснила, утирая слезы: — Накануне своего отъезда я никак не могла заснуть. Вспоминала и думала, все ли проверила, все ли предусмотрела и сделала. Меня удручало и серьезно волновало то, что усадьба останется без хозяев, да еще, прямо скажем, скорее под условной охраной, чем настоящей, способной оберечь и сохранить главную ценность Октябрьских. А перед отъездом Павла людей в усадьбе шастало много, и не только членов семьи, а и всяких разных иных по его делам. К тому же в последнее время слишком многим стало известно о наших сокровищах. Вот так лежала без сна и крутила в голове все эти тревожные размышления… И тут меня осенило мыслью, что следует перепрятать сокровища так, чтобы их не нашли. А следом за этой мыслью, как вспышкой, пришло озарение, и я вспомнила про старый сейф. И поняла, что это прекрасный вариант. Там их точно никто не найдет, тем более о нем никто и не знает. Вот я и перепрятала сокровища. Ну и некоторые документы.

— И, вернувшись в кровать, благополучно заснули, — подсказал ей Ладников.

— Мгновенно. Спокойным, глубоким сном, — подтвердила Эльвира Аркадьевна убитым покаянным голосом. — Утром проснулась отдохнувшей, довольной, с ощущением полного порядка в делах и отсутствием всякого беспокойства. Даже не думая о том, что сделала ночью. А потом за суетой отъезда, за обследованиями и процедурами и вовсе позабыла о том, что перепрятала ценности. Напрочь — как отрезало.

Эльвира Аркадьевна перевела дух, гордо расправила плечи, величественно вскинула голову и посмотрела на внучку.

— Софья, наверное, у меня началась деменция или Альцгеймер. Меня следует срочно показать врачу и более нельзя допускать до управления усадьбой. Надо срочно связаться с Павлом, объяснить ему ситуацию, — вынесла она сама себе приговор.

— Да нет у вас никакой деменции, Эльвира Аркадьевна, побойтесь бога, — заверил ее Ладников панибратским тоном и чуть не отмахнулся, лишь в последний момент придержав пренебрежительный жест, никоим образом не вяжущийся со статусом этой женщины. — Когда у человека деменция или Альцгеймер, он совершает поступки, находясь в измененном состоянии сознания. Вернее, сбоя в нормальном функционировании мозговой деятельности. При этом он абсолютно не помнит потом то, что делал в тот момент. Он не способен вспомнить о своих поступках и действиях даже после того, как приходит в себя. Вы же, Эльвира Аркадьевна, прекрасно все вспомнили, да еще в подробностях и в деталях. Так что нечего себе диагнозы ставить, у вас простой возрастной склероз. Причем единичный случай, возникший на фоне сильного эмоционального переживания и физической перегрузки. Наверняка ведь целый день, как говорит моя бабушка, «колготились в заботах», вот и выдал мозг защитную реакцию.

— Да какой возрастной! — с непривычной для нее эмоциональностью подхватила Софья пояснения Ярослава. — Я на прошлой неделе от усталости перепутала папки и убрала подлинники в папку с разрешенными копиями. Чуть умом не двинулась, когда обнаружила пропажу на следующий день. Перепроверила раз пять: нет документов! И, главное, не могу вспомнить, куда я их вчера дела. Не могу, и все! И это при моем-то перфекционизме и вечных подробных списках, которые составляю по любому вопросу и поводу, не говоря уж про работу. Пока не пошла простым логическим путем и не взяла все материалы и папки, с которыми работала накануне. Только тогда и нашла исходники. А ты говоришь — возраст. Да с кем угодно такое случается и без всякого возраста, — решительно-убедительным тоном уверила Софья бабушку. Только в конце своей пламенной речи вдруг неожиданно задумчиво протянула: — Но вообще-то…

— Что? — растревоженно спросила Эльвира Аркадьевна, еще не понимая, как реагировать и что думать о ситуации в целом и о своей страшной промашке в частности.

— Эм-м-м… — прикладывая усилие, чтобы удержать спокойное выражение лица, снова протянула Софья. — Как бы так сказать, — замялась она и, не совладав-таки с эмоциями, коротко хохотнула пару раз, за что сразу же извинилась перед бабушкой, подняв ладошку: — Извини, пожалуйста! Это, наверное, нервное, но…

Ладников, глядя на Софью, тщетно старавшуюся справиться с эмоциями, прикрыл ладонью глаза и начал давиться смехом, от которого сотрясался всем телом.

— М-да… — Софья осуждающе посмотрела на Ярослава, получив от него не поддержку, а ровно наоборот: усиление приступа душившего ее смеха. — Это, конечно…

И, уже не сдерживая себя, следом за Ладниковым начала буквально сотрясаться от смеха.

— Полная засада… — все сильнее смеялась Соня. — У нас тут повальный, принудительно-добровольный… камин аут, можно сказать… Народ признается и кается во всех своих грехах, припоминая друг другу былые обиды и прегрешения… из-за того что бабушка… простите… немного оконфузилась, просто банально забыв, куда спрятала ценности… — В конце с трудом произнесенной фразы Соня уже буквально сгибалась от смеха.