Новые русские

В ответ обрушивается новый вал рыданий. Макс собирает в кулак все свое мужество. Становится торжественным и строгим. Больше никаких расспросов не требуется. Его мечта свершилась… Он спокойно, медленно и скорбно идет к спальне. Каждый шаг, с пятки на носок, отдает мягкой кувалдой в темя. Руки выдают волнение. Совершают неразумные вращения вокруг туловища. То сцепляются пальцами на пояснице, то, пугаясь своего высокомерия, прячутся в карманы дубленки, то пытаются залезть под мышки друг дружке. Подойдя к дверному косяку, Макс замирает. Последний шаг не дается. До хруста позвонков вытягивает шею и правым глазом умудряется заглянуть в спальню.

На кровати среди мятых простыней лежит голый, неестественно белый Матвей Евгеньевич. Все его тело вывернуто назад. Нелепостью застывшей позы резко контрастирует со спокойным, умиротворенным лицом. Лишь густые черные брови удивленно подняты домиком, словно его настигла приятная неожиданность. Тело не хранит последнее страдание. Своей тяжестью оно придавило отброшенную назад руку, ноги согнуты в коленях и подтянуты к лежащему рядом пузырю живота. Вторая рука тоже закинута за спину. Такое впечатление, будто смерть его застала на взлете. Скомканные простыни хранят серые, разбросанные пятна подсыхающей спермы…

Максу становится обидно за Туманова. Вот уж кому умирать было не к спеху. Тем более на чужой постели. Сзади слышится игривый голос Левы:

— Как я ему завидую! Моя мечта умереть так же.

— На Надежде? — не врубается Макс.

— Почему на Надежде?

— Так ведь Матвей Евгеньевич на ней умер? Я правильно понимаю? — уточняет Макс.

— Совершенно верно: Но зачем же всем умирать на Надежде? Трагический несчастный случай. Скорее всего, инсульт. Перестарался дедуля. Мне она позвонила сразу, как только он откинулся. Хорошо сделала. Главное, ничего не трогать. Мы сейчас уйдем. А ты вызывай милицию и «скорую». Объяснишь им — пришел, мол, домой, товарищ уже мертвый, а кого он трахал — неизвестно. Скорее всего, подцепил проститутку. Она, понятное дело, смылась до твоего прихода. Менты вникать не будут. Признаки ненасильственной смерти налицо. Как профессионал говорю. И не вздумай брякнуть про Надю. Ей завтра на Кипр лететь в составе делегации. Ладно, не трусь, дело обычное. Каждый до конца жизни мнит себя ебарем, а на поверку оказывается, — Лев противно причмокивает, — через жопу соловей.

Макс при всем желании не способен что-либо выяснять, подозревать, просить оставаться на месте до приезда милиции. Его страшит другое: почему там, где Иголочкин, там смерть или, наоборот, — смерть и Иголочкин…

Все еще не переодевшаяся Надя, придерживая рукой Верин запахнутый без пояса халат, подходит и, стараясь не глядеть в сторону спальни, оправдывается:

— Простите меня, но я же не виновата. Я вообще не хотела встречаться. Матвей Евгеньевич сам настоял. У меня есть свидетели. Скажи, Лев.

Лев демонстративно уходит на кухню. Макс пожимает плечами. Надя шепчет почти соблазнительно:

— Макс, вы такой добрый, и мне очень нравитесь. Когда все забудется, мы можем встретиться… А пока позвольте мне быстренько позвонить маме в Норильск?

— Делайте, что хотите, — разрешает Макс. Ему непонятны любые посторонние разговоры возле еще не остывшего трупа. Поэтому он не вникает в их суть.

А на Кипре после лета начинается весна

— А на Кипре после лета начинается весна, — твердит пьяный Степан. Он сидит, удобно развалившись в широком кресле авиасалона бизнес-класса. Ил-86 явно не торопится взлетать. Стюардессы мотаются от пассажира к пассажиру, успокаивают и предлагают напитки. Русские просят коньяк, иностранцы заказывают «кока-колу». Аслан требует зеленый чай для Темирова. Вера не отрывается от иллюминатора, хотя вид из него навевает уныние. На душе у нее такая же сухая колючая поземка. Сколько лет она мечтала о поездке за границу. Представляла себе праздник, начинающийся с очереди на таможенный досмотр и ни на минуту уже не прекращающийся. Когда Жаке предложил поехать с ним на Кипр, ее сердце благодарно забилось. Даже их отношения показались Вере вполне цивилизованными, во всяком случае не хуже, чем в многочисленных сериалах. Но стоило ей появиться дома в радостном возбуждении, и веселость рукой сняло… Труп Туманова увезли в морг до ее возвращения. Макс сидел на диване совершенно невменяемый и отказывался разговаривать. Нельзя сказать, что известие о смерти потрясло Веру. Она узрела законную месть небес. Но тяжелый разговор по телефону с Лизой закончился истерикой обеих женщин. Сидя в самолете, Вера борется с идиотскими мыслями, возвращающими ее к событиям прошедшей ночи. Присутствие в салоне неизвестно откуда взявшейся Нади выводит окончательно из равновесия. Как ближайшая подруга Лизы, Вера обязана презирать и ненавидеть эту шлюху, но ей ужасно хочется узнать из первых уст обо всех деталях случившегося.