Надя в свою очередь увлечена разговором с Асланом. Пережитый ею стресс толкает на ежеминутное общение. Она боится оставаться наедине со своими эмоциями. С методичностью волн на ее уши все накатывают и накатывают предсмертные хрипы Матвея Евгеньевича. Одно спасение в разговорах. Аслан замечательно выполняет роль собеседника. Он любит смеяться по любому поводу. Делает это заразительно и естественно. Рядом с ним Надя чувствует себя остроумной, элегантной светской дамой, похожей на Элеонору. Ей плевать, что у Аслана совершенно круглое лицо с широко расставленными чуть раскосыми глазами и пухлыми капризными губами. Короткие руки он складывает на выпирающем арбузом животе и напоминает ученика, усевшегося за парту. Когда Иголочкин их познакомил, Надя вместо приветствия высказалась просто:
— Надо же, какой вы. Умереть от вас можно.
Аслану ее слова показались обалденным комплиментом, он громко от души рассмеялся и мгновенно влюбился. С жарким нетерпением он ждет той минуты, когда наконец дорвется до ее тела. Надя кокетливо уклоняется от чрезмерно откровенных ласк и прикрывает его рот ладошкой, театрально обижаясь на намеки, приправленные чудовищной пошлостью.
Жаке Темиров косится на томные звуки их бесконечных смешочков, но замечаний не делает. Он доволен развитием событий. В дипломате, стоящем между ног, находятся все документы, подписанные в официальной обстановке. Дело осталось за малым. Они регистрируют на Кипре офшорную компанию, которая заключит договор с фондом на поставку машин для опреснения прибрежья Арала. Адвокат Лефтерис, старый знакомый Жаке еще по Джамбулу (этнический грек), встретит их в аэропорту Ларнаки с подготовленными для открытия фирмы бумагами. Останется подписать и выпить шампанское за здоровье соучредителей. Разумеется, не всех. Серьезное беспокойство вызывает дальнейшая судьба Степана Леденева — зарубежного инвестора. Перед отъездом Иголочкин клятвенно заверил Жаке, что «новый русский» не проживет и дня после оформления документов и перевода своих денег на счет компании. Пообещать-то пообещал, но хотелось бы гарантий. Не солидно как-то. Да и Катя от Леденева ни на шаг не отходит. Хуже телохранителя. Темирову такие дамочки не нравятся. Слишком распущенная. Иголочкин намекнул, что имеет на нее виды. Пожалуй, единственная слабенькая гарантия. Темиров снова возвращается к идее полностью поменять контингент после своей победы.
А Катя в кайфе. Она размахивает бутылкой шампанского и повторяет вслед за Степаном:
— А на Кипре после лета начинается весна!
Он отнимает бутылку:
— Иди узнай, когда мы взлетим. Я устал от своей родины. Страна плюшевых медведей. Знаешь, почему мы… нет, не мы — они все говно? Почему американцы впереди? Потому что у них развита быстрота реакции. С самого начала это было принципом выживания нации. Кто первым схватился за кольт, тот и хозяин положения. Кто первым выстрелил, тот и остался жив. А мы? Пока размахнемся, пока ударим, да еще перед этим объявим всему честному народу: «Иду на вы!» Нет, никакого бизнеса с соотечественниками… я этих очень среднеазиатских ребят обую грамотно. С Леденевым в игры не играют!
Катя боится, как бы его не услышали казахи, и затыкает ему рот своими губами. Лишь бы замолчал. Ей на помощь приходят заурчавшие, а потом и заревевшие двигатели. Над дверями зажглись традиционные надписи, в салоне повисла тишина, словно никто не верит, что самолет оторвется от земли.
Полет прошел гладко. Степан быстро заснул. Катя караулила его сон. Темиров еще и еще раз просматривал документы. Аслан упрямо лез Наде под юбку. А Вера с закрытыми глазами убеждала себя, что смерть Туманова возродит Лизу к новой жизни. Заставит воспрянуть из пепла и найти милого, достойного человека.
Аэропорт Ларнака встретит их дождем, вызвавшим взрыв негодования в салоне самолета. Всем хотелось солнца и лета. Степану было все равно. Его насилу растолкала Катя, и он потребовал коньяку. После своей внезапной болезни и чудесного выздоровления Степан так боялся внезапно умереть, что от страха пил, проверяя, выдержит ли сердце или нет. Получился замкнутый цикл — пьет, боясь умереть, а смерть ждет от пьянства. Многие русские не находят выход из подобного противоречия. Коньяк Степану не принесли, и он тоже заметил дождь за иллюминатором, громко резюмировав общее негодование:
— Гляди, начало марта, а у них дождь!