Новые русские

— Непременно. Не морочь себе голову, не напрягай нервную систему. Иди в парламент, пока предлагают. Там освоишься и не заметишь, как твои азиатские друзья сообразят и найдут способ оплатить твои новые возможности.

Глотов тяжело встает. Застегивает пиджак, поправляет галстук, делает несколько шагов от дивана, давая понять, что уходит. Но неожиданно резко поворачивается.

— Неужели убьют?

Артемий подходит к нему. Между ними повисает долгое сосредоточенное молчание. Его нарушает Артемий. Говорит твердо, делая ударение на каждом слове.

— Теперь я за тебя спокоен. Ты сделал верный выбор. Иди. Отдохни несколько дней. Лучше всего, возьми больничный.

Глотов безвольно кивает в ответ. Ему вдруг захотелось признаться в своем мучительном животном страхе перед Темировым. Именно этот страх гнал его сюда. Без всяких предварительных слов Борис Ананьевич начинает, переходя на быстрый шепот:

— Так знай, первый раз я встретился с Темировым, когда он был секретарем райкома на юге республики. Я приехал с какой-то делегацией. Уже тогда его поведение показалось мне нарушающим любые нормы партийной этики. Видя мою настороженность, он намекал на свои связи по всей стране. Причем давал понять, что эти связи вне партийных структур. В те времена казалось глупо ставить любую систему выше партии. Я еще подумал, что этот джигит быстро сломает себе шею. Но подошла перестройка, и Темиров неожиданно рванул — в самые верхние эшелоны власти. И не удержался. Что там случилось, покрыто мраком. Его быстро турнули. Не раз ходили разговоры о возбуждении уголовного дела против него. Но сейчас это не модно…

Борис Ананьевич замолкает. Трет руками небольшой лоб под растрепанной челкой, резюмирует:

— Спасибо тебе, Артемий. Я согласен. Пусть лучше убьют его. Такого не жалко.

— Скорее всего, так и будет, — соглашается понтифик. Провожает успокоенного приятеля до дверей.

Фрина с трудом сдерживает напор Нинон. Она явилась на прием точно в назначенное время и не желает ждать ни минуты. Единственное спасение для Фрины — подруга, с которой пришла Нинон. Эта роскошная женщина когда-то имела ребенка от француза-любовника. Она здесь бывала раньше. Но пациентам не позволяется приводить с собой посторонних. Хотя Нинон считается лучшей ходячей рекламой понтифика. За это ей многое прощается. А зря. Идиоткой больше, идиоткой меньше — по разумению Фрины существенно на популярность не влияет. Она относит терпимость шефа к чисто мужским слабостям. Чтобы охладить скандальный пыл Нинон, Фрина предлагает сделать ей массаж. Но та отказывается. Зато ее подруга Катя соглашается без промедления. Приходится заняться ею. В этот момент звенит колокольчик, извещая, что понтифик освободился и готов к приему. Фрина в растерянности.

— Ничего, продолжай, я сама пройду к нему, — повелительно бросает Нинон и стремительно исчезает.

Уж кто-кто, а Нинон совсем некстати. Но Артемий приветливо улыбается. Она целует его руку и подставляет щечку. В ответ понтифик гладит ее по голове.

— Агнец мой, твой курс закончился. Даже полезным злоупотреблять не следует.

— Артемий, божественный! Жизнь женщины настолько сложна и непредсказуема, тебе ли это не знать! Но сегодня я не со своими болячками, а с подругой, — успокаивает его Нинон, отчего на его лице возникает недовольство. Нос задирается вверх, а нижняя губа поджимает к нему верхнюю. С такой гримасой застывает вполоборота к Нинон. Становится похож на грифа. Оттого, что его профиль вздернут, сквозь золотистую пудру, покрывающую короткие волосы, просвечивает начинающаяся лысина. Это смешит Нинон. Понтифик не реагирует. Приходится оправдываться.

— Ну, прости, Артемий. Я ведь кого попало не приведу. Я ж у тебя вроде «золотой карты» в казино. Не в материальном смысле, конечно. Помнишь, была такая девушка, Катя, она уехала в Германию с фирмачом Юргеном… у нее еще роман был с французом, об этом все тогда болтали. Короче, помнишь… Так вот, она приехала…

Понтифик остается недвижим и безучастен к известию о Кате. Нинон не привыкать к подобной реакции, она как ни в чем не бывало продолжает:

— И представь себе — не одна. Приволокла с собой миллионера. Подцепила его в Вене. Самое неожиданное, что он из наших «новых русских».

Артемий продолжает изображать неудовольствие, но Нинон знает его любовь к солидным людям с солидным капиталом.

— Богатый он до чертиков. Мужик в полном порядке. С таким и в омут — сплошной восторг.

Понтифик расслабляется, опускает задранную голову, идет к фонтану, подставляет руки под струю воды. И все еще недовольным голосом спрашивает:

— Тебя в нем привлекли деньги или фактура?

— Гармония, — парирует Нинон. Подходит к мраморным бюстам. Хлопает их по лбам. — Его голову поставь среди этих, и все равно будет выделяться. Катя глаза выцарапает, если кто покусится на него.

— Значит, пришли вдвоем похвастаться новым мужиком?

— Какие глупости, Артемий! Не хвастаться, а молить о помощи. Катя боится его потерять. Уж слишком он ретивый. Самец с деньгами — вечно ускользающая женская затаенная мечта. Без тебя бедной влюбленной Катюше не помочь, — наигранно вздыхает Нинон.