Сима, на тот момент двухлетняя, совершенно не помнила меня – свою мать. Стоило снять домашние джинсы и распустить волосы, дочь начинала делать вид, что со мной не знакома. Как-то она гуляла с папой, а я подъехала к ним на машине. Машину я вожу в очках. Наклонилась посюсюкать к дочери. Сима заорала на всю улицу и больно ударила меня по лицу. От удара очки слетели и поцарапали щеку. Я была уставшая и голодная, поэтому села на бордюрчик и горько заплакала, вытирая кровь. Сима кричала как резаная, я рыдала все сильнее, прохожие шли мимо и спрашивали, что случилось.
– Она маму не узнала, – отвечал супруг, отчего я заходилась плачем с новой силой. Получалось, я такая плохая мать, что ребенок меня даже не узнает. Многие женщины готовы были тут же удочерить Симу и стать новой женой моему мужу.
Когда сыну было тоже около двух лет, мы с мужем уехали на неделю отдыхать, оставив его бабушке. Вернулись загорелые. Отца сын признал сразу. А когда я склонилась над детской кроваткой, у ребенка случилась истерика. Вася спросонья увидел над собой незнакомую черную тетку, которая тянула к нему руки и чмокала губами. Он от меня шарахался еще несколько дней.
Впрочем, когда я сама была уже не совсем маленькой, а вполне вменяемой девочкой-четвероклассницей, тоже не узнала маму. Я жила у бабушки в северокавказском селе. Мама приезжала время от времени, раз в полгода где-то. И каждый раз я заливалась слезами и убегала в курятник прятаться. В нашем селе все женщины ходили в длинных юбках и платках. Мама приезжала из столицы в модных штанах-бананах ярко-желтого цвета и красной майке, оголявшей одно плечо. Вместо привычных в деревне платка и косы она завивала короткие волосы и красила их то в красный, то в рыжий цвета.
– Машенька, это твоя мама приехала, – выманивала меня из курятника бабушка. – Она привезла тебе подарки.
На слово «подарки» я высовывала нос и бочком подходила к пакетам, которые мама держала на вытянутых руках. Хватала их и молниеносно скрывалась в курятнике. Через минуту раздавался мой рев, от которого начинали заполошно кудахтать все куры. Мама привозила мне желтые брюки или комбинезон и туфли на каблуке. Я понимала, что никогда в жизни не выйду в обновках за калитку. Позор. Не только куры – бараны засмеют. И тогда я никогда в жизни не выйду замуж. А замуж я хотела больше всего на свете, потому что у соседей только на днях сыграли свадьбу, и их дочка стояла в углу, как положено невесте, в длинном белом платье с серебряным поясом. Вот о таком платье я и мечтала. А туфли на каблуках вообще видела впервые в жизни – мы бегали или босиком, или в сандалиях со сбитой пяткой.
– Ты мнэ нэ мат, – говорила я маме с местным акцентом и до вечера отказывалась слезать с черешневого дерева.
Мама, вырывавшаяся с работы на два дня, плакала на летней кухне, запивая горе домашним вином.
Бывают и другие случаи. Моя приятельница Лена отказывается стареть. Особенно весной.
– Что у тебя с глазом? – спросила я.
– С глазом все нормально. Это бровь – одна ниже другой получилась.
– Как это?
– Ботокс. Ничего. Зато лоб стал выше. – Лена радовалась весьма неоднозначному эффекту.
Она вколола себе ботокс не в первый раз. Ее домашние уже привыкли. Сначала было тяжело. Особенно страдал сын.
– Мама, ты на меня сердишься? – спрашивал он обеспокоенно.
– Нет, с чего ты взял? – не понимала Лена.
– Ты не хмуришься, не улыбаешься…
– Я не могу. Не обращай внимания, – отмахивалась Лена.
– Легко сказать… Ты как наш учитель труда. Только у него на одну сторону лицо парализовано, а у тебя на всю голову, – буркнул сын.
Очередной весной Лена, веснушчатая блондинка, решила сделать себе брови – такие, которых у нее никогда не было. Они ей не требовались по типу лица. Мне нравились ее брови – светлые, пушистые, какие бывают только у маленьких детей. Лениному мужу брови жены тоже очень нравились. Он чуть не плакал от умиления. Лена сделала татуаж.
– Господи, что с тобой? – ахнул муж.
– Что? – уточнила Лена.
– Ты похожа на Брук Шилдс и Брежнева сразу.
– Ты ничего не понимаешь, – обиделась Лена.
– Конечно, не понимаю, как можно хотеть быть похожей на Брежнева. И Брук Шилдс не в моем вкусе.