Новые семейные обстоятельства

Лена не виновата. В этом смысле она вся в свою маму – Лидию Степановну. Только Лена использовала достижения современной медицины, а Лидия Степановна экспериментировала с народными методами. И они обе не знали меры. Несколько недель подряд Лидия Степановна училась стоять на голове, чтобы улучшить кровообращение. Мучилась, пока не упала и не растянула ногу. Делала лимонные маски, пока не пошла аллергической сыпью на цитрусовые. Диета на свежевыжатом морковном соке тоже не задалась – Лидия Степановна начала подозревать у себя гепатит из-за желтушного оттенка лица. Серия молочных ванн с оливковым маслом тоже закончилась печально – Ленин отец, муж Лидии Степановны, поскользнулся в ванной на остатках омолаживающего средства и сломал руку. И хотя Лидия Степановна рассказывала ему, что это еще рецепт Клеопатры и она совсем не виновата, что так получилось, муж велел ей прекратить заниматься ерундой. Ленина мама вздохнула и решила перейти на кофейные пилинги. Гущу, которую она собирала и отжимала, съел кот. Кота понять можно – он и до этого доедал сметанные маски своей хозяйки.

– Ну что мне теперь делать? – плакала на приеме у ветеринара Лидия Степановна. Ветеринар, выписывавший несчастному животному лекарства, сказал, что все будет хорошо – котик поправится.

– Да не с ним, – отмахнулась Лидия Степановна от кота, – с собой что мне делать?

– Успокойтесь, попейте травку, – посоветовал врач.

– Точно, травку! – У Лидии Степановны загорелись глаза. – А вы не знаете, доктор, ромашка от морщин помогает? Или крапива? Или крапиву лучше для волос?

Доктор не ответил. Кот протяжно мяукнул.

* * *

Я каждый раз возмущаюсь – ну кто сказал, что с детьми должны гулять именно мамы? Почему если женщина не любит гулять с коляской, то на нее смотрят как на чумную. Есть же женщины, которые не любят готовить, есть и те, кто терпеть не может гладить или мыть посуду. Некоторые мужчины не в состоянии вбить гвоздь и не умеют водить машину. Почему коляска считается женским делом? Лично я выходила гулять только в крайних случаях.

– Ой, Сима вышла с мамой. Наверное, снег летом пойдет, – ахала консьержка.

Я секунду думала, ответить или промолчать, и обычно проходила мимо.

– Ой, с Симой мама гуляет. Стадо мамонтов где-то сдохло, – встречала меня соседка.

На третьем мамонте я не выдерживала и срывалась – не всегда вежливо.

Было холодно. А в холод я вообще не могла и не могу гулять. Понимала меня только одна мама из песочницы, у которой обнаружилась аллергия на холод, в чем она признавалась, краснея и бледнея, будто в преступлении. Ее свекровь считала, что аллергия на пыльцу, цветение и цитрусовые – заболевание, а аллергия на холод – каприз. Вот и гуляла молодая мать, покрываясь на морозе коростой, – на радость свекрови.

– Иди, проветрись, тебе надо, – сказал мне муж, – воздухом подыши.

– Не хочу.

– Иди, лучше будешь себя чувствовать. Точно тебе говорю.

Я не стала с ним спорить. Чем больше семейный стаж, тем меньше смысла спорить с мужем. Я надела старую куртку, шарф, шапку и взяла коляску.

– Пойдем, – сказала я Симе, которой тогда был год и восемь месяцев.

Она не узнала меня в одежде – никогда в куртке не видела. Сима вцепилась в коляску, думая, что незнакомая женщина ее заберет. Всю прогулку дочь сидела не двигаясь и охраняла коляску.

– Пойдем на горку, – решила я.

Сима еще не умела говорить и не могла сказать, что с этой горки они, когда гуляют с папой, не скатываются – она для детей постарше и внизу нужно быть осторожной – там дерево. Конечно, об этом знали все мамы, кроме меня. Я, сидя на ледянке и держа дочь на коленях, съехала. Сима прошла под деревом. Я – нет. Въехала в ствол лбом, не успев затормозить. К тому же отбила копчик.

Домой мы вернулись раньше положенного времени. Я со здоровенной шишкой на лбу и синяком на попе. Сима – чуть не плача, потому что так и не узнала меня в странной женщине в куртке.

– Ой, уже домой? – ахнула консьержка. – С мамой не понравилось гулять? Конечно, она же не умеет.

Я проскрипела зубами.

– Как погуляли? – спросил муж, открыв дверь, и, только увидев мое лицо, понял, что зря спросил.

– Полегчало не то слово как, – ответила я и пошла искать в морозилке лед, думая, куда его приложить – к копчику или к голове.

* * *

У меня есть давний приятель, Илья. Ему сорок пять.

– Как ты? – спрашиваю я, когда он звонит.

Илья рассказывает мне про одышку, лишний вес, угрозу диабета, больное сердце, сосуды, головокружения и пятна перед глазами.

У него две жены – бывшая и нынешняя. Он счастлив в настоящем браке, безумно любит дочь и сохранил хорошие отношения с бывшей, потому что у них общий сын. Так вот никому – ни нынешней жене, ни бывшей – он не рассказывает про свои болячки. Про то, как ходил на обследования, как боялся сдавать анализы – ведь ему спокойнее оставаться в неведении, – как забывал выпить таблетку.

– Почему? – кричу я каждый раз.

Мама Ильи была художницей. Точнее, женой художника, которая решила, что тоже так может.

– Знаешь, когда я вырос и заново пересмотрел ее работы, понял, что она бездарность, – однажды признался он.