Новые силы

Она плакала без слёз, всхлипывала, беспомощно сидела на самом кончике стула и говорила, не останавливаясь. Он изредка вставлял слово, кивал, качал головой, когда она впадала в отчаяние, и в смущении называл её просто по имени, Агатой, даже милой Агатой. Она не должна принимать всё, что он говорил, на свой счёт, отнюдь нет. Правда, он думал также и о ней, но он ошибся, и слава Богу! И кроме того, он хотел только предостеречь её. Она молода, а он настолько старше её, он понимает, какой опасности она подвергается. Но она ни в каком случае не должна теперь предаваться печали из-за этого.

Они продолжали разговаривать. Иргенс выказывал нетерпение, он встал, потянулся и зевнул, показывая этим, что хочет уходить, но вдруг что-то вспомнил и быстро направился к буфету. Там он попросил жареного кофе, которого ему отсыпали в бумажный фунтик.

Мильде потребовал счёт, щедро расплатился и тоже поднялся. Он простился с сидевшими за столом и ушёл. Минуту спустя, как раз под окнами «Гранда», он остановил какую-то даму, они вместе свернули в боковую улицу. На даме было длинное боа, развевавшееся позади неё от ветра и порою касавшееся руки Мильде. Потом они скрылись из виду.

А Кольдевин и Агата всё продолжали сидеть на прежнем месте.

— Проводите меня домой, — сказала она. — Подождите минутку, я только...

Она подошла к столику Иргенса и взяла свою накидку со стула.

— Вы уходите? — спросил он, с изумлением глядя на неё.

— Да. Нет, нет, я больше не хочу этого. Спасибо за сегодняшний день.

— Чего вы больше не хотите? Можно вас проводить домой.

— Нет. И я, вообще, больше не хочу, ни завтра, ни после. Нет, конец, довольно!

Она протянула Иргенсу руку и ещё раз безразличным тоном поблагодарила за сегодняшний день, она всё время смотрела на Кольдевина и досадовала, что её задерживают,

— Помните, что вы обещали завтра, — сказал Иргенс.

III

Агата и Кольдевин шли вместе по улице. Он не раз сказал ей, что собирается уезжать, и она не знала этого. Она была счастлива тем, что идёт рядом с Кольдевином, с этим человеком, отталкивавшим всех своими невозможными речами, она шла совсем рядом с ним, сердце её сильно билось.

— Простите меня, — говорила она. — Да, да, простите меня за прежнее и за теперешнее. Ещё недавно я не посмела бы просить вас об этом, но как только я нахожусь вместе с вами, у меня сейчас же появляется полное доверие. Вы ни в чём не упрекнёте меня, никогда! Но я не сделала сегодня ничего, ничего дурного... я хочу сказать, сегодня, когда уходила из дома, я долго пробыла в городе. Вы понимаете, о чём я говорю.

И она посмотрела на него открытым взглядом.

— Вы скоро уезжаете домой, фрёкен Агата?

— Да, я сейчас же уеду... Простите меня, Кольдевин, и верьте мне, верьте, я не сделала сегодня ничего дурного, но я всё-таки раскаиваюсь во всём... «Синие огоньки, никакой гордости!». Я не так глупа, чтобы не понять, про кого вы это говорили.

— Но, дорогая Агата! — прервал он её. — Я говорил не о вас! И вовсе не думал этого. И кроме того, я ошибся, я сам вижу, вы, слава Богу, совсем другая. Но, всё равно, обещайте мне одно, Агата, обещайте мне быть поосторожнее, хорошо? Это меня нисколько не касается, я знаю, но вы попали в компанию людей, которые к вам не подходят, поверьте мне. Фру Тидеман погибла из-за них.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Я вспомнил, что хотел рассказать вам об этом, — продолжал он. — Фру Тидеман одна из немногих гордых и сильных натур в этом кружке, но один из членов кружка погубил и её.

— Неужели? — сказала Агата. — Ну, да мне нет никакого дела до кружка, о, нет, поверьте мне. Я даже и не думаю о нём.

Она вдруг взяла Кольдевина под руку и прижалась к нему, как бы ища защиты.

Он смутился и замедлил шаги, она почувствовала это и сказала, выпуская его руку:

— Ах, может быть, мне нельзя идти с вами так?

— Гм... Что вы будете делать, когда вернётесь домой? Кстати: имеете вы уже вести от вашего жениха?

— Нет. Нет ещё. Ещё слишком рано. Вы боитесь, что он, может быть, не доехал благополучно? Милый Кольдевин, скажите, вы так думаете!

— Да нет же, не беспокойтесь, он, наверное, доедет благополучно.

Они остановились у её подъезда и простились. Она медленно поднялась на первые две ступеньки, не подбирая платья. Потом вдруг обернулась, вышла опять на улицу и ещё раз пожала Кольдевину руку.

Потом снова взбежала по лестнице и вошла в дверь.

Он постоял некоторое время. Он ещё слышал её шаги в квартире, потом они замерли. Он повернул назад и пошёл вверх по улице, не видя и не слыша ничего, что делалось вокруг него.

Инстинктивно он пошёл по дороге к погребку, где обыкновенно обедал. Он зашёл в него и спросил себе поесть. Жадно он съел всё, что ему подали, словно давно не видел пищи, и даже хлеба не оставил ни кусочка. Покончив с едой, он вынул из газетной бумаги свои десять крон и расплатился. В то же время он ощупал в жилетном кармане маленький пакетик, несколько серебряных крон, которые он отложил на железнодорожный билет в Торахус и боялся тратить.