Новые стансы к Августе

То не Муза воды набирает в рот.
То, должно, крепкий сон молодца берет.
И махнувшая вслед голубым платком
наезжает на грудь паровым катком.

И не встать ни раком, ни так словам,

как назад в осиновый строй дровам.
И глазами по наволочке лицо
растекается, как по сковороде яйцо.

Горячей ли тебе под сукном шести

одеял в том садке, где — Господь прости
точно рыба — воздух, сырой губой
я хватал что было тогда тобой?

Я бы заячьи уши пришил к лицу,

наглотался б в лесах за тебя свинцу,
но и в черном пруду из дурных коряг
я бы всплыл пред тобой, как не смог «Варяг».

Но, видать, не судьба, и года не те.

И уже седина стыдно молвить где.
Больше длинных жил, чем для них кровей,
да и мысли мертвых кустов кривей.

Навсегда расстаемся с тобой, дружок.

Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него, и потом сотри.

1980

«Я был только тем, чего…»

Я был только тем, чего
ты касалась ладонью,
над чем в глухую, воронью
ночь склоняла чело.

Я был лишь тем, что ты

там, внизу, различала:
смутный облик сначала,
много позже — черты.

Это ты, горяча,

ошую, одесную
раковину ушную
мне творила, шепча.

Это ты, теребя

штору, в сырую полость
рта вложила мне голос,
окликавший тебя.

Я был попросту слеп.

Ты, возникая, прячась,
даровала мне зрячесть.
Так оставляют след.

Так творятся миры.

Так, сотворив, их часто
оставляют вращаться,
расточая дары.

Так, бросаем то в жар,

то в холод, то в свет, то в темень,
в мирозданьи потерян,
кружится шар.

1981