Новые цари

Ольга, принимавшая гостей по другую сторону парадной мраморной лестницы, заметила его плотский взгляд, и легкая презрительная улыбка угнездилась у нее на краешке губ. «Презрение или ревность? — подумал Луи». Спиридона нигде не было видно. Наверняка где-нибудь тискает в углу длинноногую хостесс или снюхивает белую дорожку на мраморе и золоте в туалете. Ольга была великолепна в платье от Маши Алуевой, сшитом по случаю из розового атласа и усыпанном розовыми жемчужинами. Ольга из патриотических соображений носила только платья лучших российских модельеров, чередуя на светских мероприятиях уникальные произведения haute couture от Ольги Моисеенко, Яны и Насти Шевченко, Татьяны Романюк, Насти Кучуговой, Анны Диречиной, Элеоноры Амосовой, Елены Бедретдиновой или Ольги Русан. Она умело соединяла элегантность российской женщины и европейский шарм. Луи видел следы депрессии, которая проступала сквозь румяна на ее щеках. У нее было все и одновременно ничего. Власть ее не привлекала, так же как и биржевые котировки. Она не меняла мужчин как перчатки. Она сознавала, что не является ни самой красивой, ни самой умной. Она была романтичной и сентиментальной. Братья не позволяли ей проявлять инициативу в семейном бизнесе, а свита подружек и поклонников, которыми она себя окружила, были лишь заинтересованными бездельниками. Она хотела бы дружить с артистами, но для них была лишь светской дамой. Ольга скучала. Луи знал, что он ей нравится, хоть Ольга и старалась выдерживать дистанцию, незримо нарушаемую недосказанностью, подмигиваниями и намеками. Тем не менее Луи не был ни ее другом, ни ее близким другом. И чтобы не нарушать зыбкого равновесия, которое позволяло ему занимать свое место в центре клана Романовых, Луи поддерживал эту видимость дружбы. Виталий и Александр, каждый по-своему, внимательно следили за развитием их отношений. И им не понравилось бы, если бы сестра завела интрижку с французом, слишком бедным и независимым. Поэтому они были признательны Луи за то, что он не воспользовался слабостью их симпатичной сестры. С одной стороны. Но с другой — их немного задевало, что Луи не страдает от невозможности прижать к сердцу это семейное сокровище. Поддерживать высокий уровень фрустраций, компенсируемых другими преимуществами, было для его работодателей обязательным условием нормального функционирования. Поэтому Луи, когда знал, что за ним наблюдают, бросал иногда пылкие взгляды в сторону Ольги, чтобы успокаивать эго братьев и подпитывать надежды сестры. Ничего не бывает приятнее для женщины, чем чувствовать, что ее желают. Ольгу не волновали легкие интрижки Луи с другими девушками. Малышка Клоэ, например, которая рано или поздно окажется в постели босса, ее нисколько не беспокоила. Она верила, что связь, объединяющая ее с Луи, намного прочнее и долговечнее, чем секс с безмозглой пигалицей. Опасная, таинственная и платоническая страсть будоражила ее воображение. В отношении опасности она не заблуждалась. «Если бы она только знала…» — подумал Луи, глядя на Ольгу, которая подошла к нему в сопровождение пятидесятилетней дамы, увешанной бриллиантами.

— Луи, позволь представить тебе миссис Джоану Ньюкомб, мою подругу из Филадельфии.

— Рад познакомиться, надеюсь что вы проведете незабываемый вечер и что обслуживание, за которое отвечает ваш покорный слуга, вас удовлетворит, — Луи склонился над пухлой рукой с крупным изумрудом.

Миссис Ньюкомб улыбнулась, слегка растянув последние достижения пластической хирургии:

— Спасибо. What did he say? — спросила она у Ольги и, не дожидаясь ответа, ринулась к хостесс, раздававшей входившим гостям скульптурные бюсты именинника из чистого белого шоколада весом по три килограмма каждый. Их заказали у дизайнера по шоколаду «Конфаэля» и с особыми предосторожностями привезли в холодильнике самолетом из Москвы.

Глядя в спину удаляющейся подруге, Ольга прошептала Луи:

— Миссис Ньюкомб — вдова самого богатого человека Филадельфии, но не удивляйся, если увидишь, как она вынесет шоколадный бюст, оставит у своего шофера в машине и вернется за следующим. И так несколько раз.

— Похожа на твою маму…

Ольга сдвинула брови, не понимая, на что он намекает. Луи, продолжая улыбаться и кивать вновь прибывшим, объяснил:

— Ты прекрасно знаешь, что, несмотря на то, что у нее на туалетном столике стоит целое состояние из баночек с кремами «Klapp», «Egomania» или «La Prairie», она непременно выносит кусочки мыла и пластмассовые тюбики из всех отелей мира. У вас в Новосибирске есть целый шкаф, отведенный под ее трофеи, не так ли?

Ольга рассмеялась, но тут же защитила мать:

— Что ты хочешь, у мамочки рефлекс еще со времен советских пустых полок. Маленький душистый импортный кусочек мыла в красивой обертке был невообразимой роскошью, чуть ли не номенклатурным грехом. Мне братья рассказывали, что было, когда ты приехал в пионерский лагерь с твоими импортными дисками и джинсами! Ты был круче короля!

— «The Master of Puppets», — прошептал Луи, вспоминая «Березку» и свои пятнадцать лет.

— Что ты там бормочешь?