– А я как раз ехала к телефонной будке, чтобы звонить в полицию, – запыхтела она, и еще прежде, чем Рой вышел из машины, он почуял запах перегара и внимательно рассмотрел багровое лицо и сорняк крашеных рыжих волос.
– Какие проблемы, мэм? – спросил Гус.
– Мой старикан – чокнутый. Только пьет да напивается, и уж сколько времени на работу не ходит, и совсем обо мне не заботится, ни обо мне, ни о детях, гроша от него не видим, и, как только ему приспичит или заохотится, колотит меня почем зря, места живого не оставляет, а нынче и вовсе рехнулся и пнул меня ногой прямо в бок. Негодяй, по-моему, ребро сломал.
Она полезла под халат, скорчила гримасу и потрогала свои ребра.
– Живете далеко? – спросил Серж.
– На той самой улице, где Колизеум, – сказала женщина. – Как насчет того, чтобы съездить ко мне домой и вышвырнуть его оттуда взашей, оказав мне услугу?
– Он ваш законный муж? – спросил Серж.
– А толку-то, если чокнутый!
– Ну хорошо, мы отправимся вслед за вами и побеседуем с ним.
– Уж это-то никак вам не удастся, – упорствовала женщина, влезая обратно в «фольксваген». – Негодяй нынче вовсе обезумел.
– Ладно-ладно. Так мы едем следом, – сказал Рой.
– В любом случае хоть развеемся со скуки, – сказал Гус, и они двинулись за миниатюрным автомобилем. Рой уложил дробовик сзади на пол и теперь размышлял, стоит ли его, когда они пойдут в дом, спрятать впереди или же тут на полу тоже сойдет, ведь дверцы можно и запереть. Он решил оставить его как есть – на полу.
– На этой сторонке живут в основном белые? – спросил Серж у Гуса.
– Здесь всех хватает, – ответил Гус. – Живут вперемешку от самой Ла-Сьенеги и до Голливуда.
– Будь в этом городе гетто, оно бы стало всем гетто гетто. Величайшее гетто в мире, – сказал Серж. – Гетто на загляденье. Взять те же Болдуин-хиллз...
– Гнездышки хоть куда, – подтвердил Гус. – Тоже смешанная сторонка, ассорти.
– Кажется, эта баба в «фольксвагене» – лучший кандидат на арест из всех, что мы сегодня видели, – сказал Рой. – На повороте она едва не сшиблась всмятку вон с тем «фордом».
– Нагрузилась, – сказал Серж. – Знаете что, если она врежется в кого-то, мы просто прикинемся, что впервые ее видим, и смотаемся отсюда.
То, что она пьяна в стельку, я вычислил тогда еще, когда она кое-как выползла из своей машины, подошла вперевалочку и дыхнула мне на кончик сигареты, так что я прикурил без спичек.
– Наверно, этот дом, – сказал Гус, осветив фонариком номер на двери, и Серж резко затормозил за замершим в четырех футах от бордюра «фольксвагеном», так и не съехавшим толком к обочине. – Три-Зет-Девяносто один, гражданский вызов, сорок один двадцать три, подъездная дорога к Колизеуму, – произнес Гус в микрофон.
– Не забудь запереть свою дверцу, – сказал Рой. – Я оставил на полу дробовик.
– Я не стану входить, – сказала женщина. – Я его боюсь. Он предупредил, что убьет меня, если наведу на него легавых.
– Ваши дети в доме? – спросил Серж.
– Нет, – выдохнула она. – Когда мы затеяли драку, они сбежали к соседям. Ой, забыла вам сказать, у нас есть револьвер, а нынче мой старикан ну прямо сбесился.
– И где же тот револьвер? – спросил Гус.
– В спальне в шкафу, – ответила женщина. – Можете забрать себе обоих.
– Мы пока что не знаем, будем ли вообще кого-то брать, – сказал Рой. – Сперва мы с ним поговорим.
Серж первым шагнул на ступеньки, и она сказала:
– Квартира двенадцать. Мы живем в двенадцатой.
Они прошли через декоративную арку и оказались в окруженном квартирами дворике. Слева от них играл мягким светом плавательный бассейн, справа на открытой веранде стояли столы для пинг-понга. Миновав арку, Рой поразился размерам здания.
– Очень мило, – сказал Гус, не скрывая своего восхищения при виде бассейна.
– Двенадцатая – это где-то здесь, – сказал Рой и зашагал к выложенной кафелем лестничной клетке, со всех сторон обвитой папоротником высотой в мужской рост.
Когда из-за карликового древовидного папоротника выступил тщедушный и бледный, как мел, человечек в сырой от пота майке и устремился к Рою, тот все еще размышлял о том, что даже здесь он слышит запах перегара из уст той женщины, а потому успел лишь обернуться. Человечек нацелил Рою в живот дешевый револьвер двадцать второго калибра и выстрелил один раз. Присев на лестничную площадку, Рой изумился мощному эху, разносящему по широкому патио чьи-то крики, звуки выстрелов и нескончаемый, какой-то бессмертный визг. Потом Рой понял, что лежит в одиночестве у подножия лестницы.
Мгновение было тихо. И тогда до него дошло: живот.
– Ох, нет, только не туда, – сказал Рой и прикусил зубами язык, силясь подавить приступ истерики. Шок. Он может убить. Шок!
Он разорвал рубашку, расстегнул ремень и взглянул на крошечную пульсирующую впадину под ложечкой. Он знал, что больше ему выжить не удастся. Только не туда. Не в кишки. У него больше нет кишок, чтобы вынести все это! Он надорвется – без кишок.