Я читала, что в России у всех видеорегистраторы. Видимо, законы так слабы, а дорожная полиция настолько коррумпирована, что все ставят эти дешевые видеокамеры в свои машины, чтобы защититься в случае аварии. Если тебе въедут в зад, человек, который тебя ударил, может заявить, что ты сам виноват. Или у него больше денег, и он может дать на лапу копам, чтобы те встали на его сторону. Но система хотя бы признает съемку как улику. Поэтому у всех видеорегистраторы.
Словом, все следят друг за другом.
Лучшее нападение – сильная защита, а в России сильная защита – это видеокамера.
У кого есть время собирать все эти видео с авариями, а потом еще накладывать на них рэп-метал?
Лукас, мы все годы в старших классах только и занимались тем, что воровали музыку и загружали ее на форум.
Справедливо. Я все еще слышу твой ржач на том конце офиса. Ты продолжаешь смотреть ролик с авариями?
О, я посмотрю все двадцать минут.
Как ты умудряешься даже не притворяться, что работаешь?
Это привилегия самого крутого программиста в офисе. Кто посмеет мне указывать, если я очевидно лучше всех кодирую в компании?
Марго, ты сама скромность.
Слушай, нет ничего более смиряющего гордыню, чем просмотр видео с людьми, которые лажают.
Нина стала самой компетентной сотрудницей в моей расширяющейся службе поддержки. А вторым шел Томпсон, который работал не так быстро, но нравился мне, потому что смешил весь офис. Почему-то никто не говорит о том, как важен юмор на рабочем месте. Томпсон был старше нас – лет сорока пяти – и хуже разбирался в компьютерах. В качестве поощрения пятьдесят долларов платили тому, кто обрабатывал больше всех запросов за день, – внушительная сумма, учитывая, что базовая дневная оплата труда составляла меньше сотни долларов. В первую неделю Нина получила бонус наличными за четыре дня из пяти. В пять часов вечера, когда поддержка официально уходила в офлайн, я в присутствии всех передавал ей хрустящую банкноту – небольшая церемония, которая вдохновит других состязаться за эту честь на следующий день.
Но, помимо Нины и Томпсона, состав сотрудников на этаже поддержки часто менялся. К концу второй-третьей недели ушли почти все из первого тренировочного класса. Либо нашли работу получше, либо выгорели. Или они не справлялись, и их требовалось отпустить. Или, как в случае с Лайоном, их увольняли после нескольких предупреждений за наркотики на работе. Я боялся однажды потерять Нину и Томпсона, так что уговорил Брэндона поднять им почасовую оплату. Оба были счастливы. Я чувствовал, что сделал хорошее дело.
Брэндон был доволен нашей работой на нижнем этаже, но Эмиль утверждал, что результатов ее не видно.
– Твоя команда проверяет лишь тысячи запросов в день, – объяснил Эмиль. – Этой информации недостаточно для алгоритма, ему требуется скармливать десятки тысяч за сутки.
Меня возмутило, как Эмиль описывал свой алгоритм, который требовалось кормить, как какого-то оголодавшего человека – более живого, чем люди внизу, которые реально хотели есть и спускали всю свою скудную зарплату на еду. Но вполне объяснимо, что он был расстроен. Почти месяц, с тех пор как мы сколотили команду поддержки, Эмиль безуспешно пытался автоматизировать рассмотрение запросов.
– Если хочешь больше данных для скармливания своему алгоритму, нужно нанять больше людей, – сказал я. – Моя команда работает так быстро, как только могут работать люди.
–
– Заткнись, Эмиль, – сказал Брэндон. – Не вини Лукаса и его команду за то, что твоя программа не способна отличить угрозу убийства от песни Эминема.
– Как это? – спросил я.
Эмиль в раздражении покинул комнату.
– Я настаиваю, чтобы Эмиль делал свою систему умней, но он убежден, что единственный способ научить ее – давать ей больше данных. Машинное обучение, понимаешь?