Новые встречи

Гатю не изменился, если не считать того, что одутловатое лицо его собралось в морщины, как недубленая кожа. Носил он все ту же кепку, словно сросся с ней, все те же люстриновые штаны, будто и не снимал их никогда, а кнут стал как бы частью его руки. Ничего не изменилось, даже пристрастие Гатю к пиву и сливовице, даже ненависть к Виктории Беглишке — к этой негодяйке, которая в силу законов именуется теперь его матерью! Господи боже мой! Какое несчастье свалилось на Гатю! Не только голова — душа его поседела с горя! Что поделаешь? Кукушка выпила разум у старика, и Гатю должен смириться. И на «Балканской звезде» произошли перемены, которые были ему совсем не по душе, а тут еще нового директора назначили. Что ни день, то новые распоряжения, новые требования. И разные там «проверки исполнения»! Мог ли Гатю привыкнуть к таким порядкам? Начали даже ставить ему в вину, что во время обеда он заходил в ресторан хлебнуть пива, а по вечерам останавливался у «забегаловки» напротив «Балканской звезды», выпивал стопку ракии, что, бывая на станции, заглядывал в буфет, а лошадей оставлял на припеке… «И кто им только рассказывает, откуда они все узнают?» — дивился Гатю. Невтерпеж ему стало от этой критики. А тут еще и самокритики от него требуют! На сердце у Гатю скопилась такая черная тоска, словно дегтю туда налили! Так бы и хлестал кнутом направо и налево, пока не истребит всех до одного. Но тюремные решетки еще мелькали у него перед глазами. И он, стиснув зубы, стегал фабричных лошадей.

Все тот же был Гатю. И Борис узнал его с первого взгляда, когда Гатю, повесив голову и насупившись, проходил через зал к стойке.

Борис хотел было окликнуть его, но счел неудобным подымать крик в ресторане и послал за Гатю официанта, указав на его широкую спину. Гатю только что отхлебнул из кружки. Лицо его в такие моменты расплывалось от удовольствия, на глазах выступали слезы, и он терпеть не мог, чтобы кто-нибудь мешал ему.

— Позови его ко мне! — сказал Борис и чуть приподнялся, чтобы дать знак Гатю, когда тот обернется.

Официант моментально исполнил поручение. Гатю удивился — кто мог заинтересоваться его особой? Поставив кружку, он мрачно оглядел столики. Борис поманил его пальцем. Гатю насупился еще больше. Не любил он, когда его подзывали таким способом, но, видя, что его настойчиво зовут, допил пиво и неуклюже стал пробираться между столиками к незнакомцу. Подойдя к пестрому зонтику, остановился в недоумении.

— Извините, — пробормотал он, — произошла, по-видимому, ошибка, насколько я понимаю.

— Никакой ошибки, товарищ Гатю! — с широкой улыбкой отозвался Борис.

Гатю вгляделся в щербатую физиономию, напрягая память.

— А-а, Борис! Товарищ Желев!

— Товарищ Желев, да! Садись, — пригласил Борис, — садись за стол!

Гатю мялся в нерешительности — и сесть хотелось, и на работу боялся опоздать.

— Садись, садись! — скомандовал Борис, указывая на стул. — Эй, официант, кружку пива!.. Или, может, водочки выпьешь?

— Нет, нет, — поспешил отказаться Гатю, — пива, я ведь уже пообедал.

— Понятно, — все еще сияя улыбкой, сказал Борис. — Ну как? Все там же работаешь?

— Там же, товарищ Желев, — несколько официально ответил Гатю, пораженный вызывающим видом Бориса.

Но скоро он оправился от смущения, положил кнут на стул и осторожно оперся о стол, боясь задеть какой-нибудь бокал. Борис подвинул ему портсигар. Гатю взял сигарету, Борис тоже; закурили. Беседа потекла неожиданно легко и непринужденно.

Борис, очень щедрый на речи и угощения, предложил Гатю есть и пить, что только он пожелает. Гатю, однако, соблюдал приличие, по старой памяти относясь к Борису как к начальству.

Разговор вертелся вокруг работы на «Балканской звезде», крутого нрава нового директора и тяжкой доли возчиков вроде Гатю, который вынужден жить на одну зарплату и содержать целое семейство. Борис внимательно слушал его, вставляя время от времени:

— Не так, как в ту пору, когда я был здесь?

— Не так, товарищ Желев! Большая разница.

— Да, конечно. Но нечего сожалеть о прошлом. Будем смотреть вперед!

— Э, что там увидишь впереди, — расчувствовавшись, Гатю стукнул по столу. — Что там увидишь, когда все черно у меня перед глазами. Голова идет кругом. Все-то норовят тебя учить. Так делай, так не делай… С толку сбивают. Кого слушать?

Борис смеялся. Радостно ему было слушать этого мрачного человека. Он ведь считал себя его покровителем. А покровители всегда снисходительны к тем, кто у них под крылом.

Поведал Гатю и о страданиях из-за Виктории Беглишки. Борис совсем развеселился. Больше всего насмешил его рассказ о том, как они с Викторией судились из-за места на кладбище, которое та считала своим, а Гатю, — своим. Потянулся процесс. В конце концов выиграла Виктория, подкупив адвоката… Вообще не везло Гатю в эти годы. Ничего хорошего не видел он и впереди.

— Не беспокойся, — заверил его Борис, — раз я тут, все наладится. И Виктория сядет на свое место, я наведу порядок, хоть меня и холодно встретили сегодня, когда я заходил справиться насчет моей Гиты.