Новые записки о галлах

Так говорил мой отец. И потом, стоя на кладбище и уткнувшись в его рубашку, стремясь спрятаться и от ненастья и от удивительно горького чувства одиночества, нахлынувшего на меня так, что я стал задыхаться от перехваченного им дыхания и жадно пытался схватывать, сглатывать холодный осенний воздух - я все ещё продолжал и видеть картину сотворенного насилия и слышать этот рассказ о чудовищном роде Гилдуинов, творящих беззакония, которые почему-то попущает Господь.

Потом мы сидели в гостинице аббатства, решив переждать непогодицу, прежде чем отправится домой. Точнее, я сидел и смотрел как отец ходит по залу, не присаживаясь ни на мгновение за те часы, которые мы там провели. Со стороны показалось бы, что он просто пытается согреться от той стужи, которая проникала в окна и с которой не справлялся разведенный в углу огонь. На самом же деле он обдумывал обстоятельства происшедшего и пытался предугадать те последствия, которые должны были за ними произойти. Наконец, он остановился и сказал : ;"Вот что, Адсон, твоя жизнь сейчас определенно находится в опасности. Моя - тоже, но это не важно. Имеющиеся у меня люди и средства, к сожалению, недостаточны для того, чтобы обеспечить твою неприкосновенность. Единственный способ уберечь тебя - это упрятать тебя в одном из монастырей, таком, который был бы не слишком крупным и достаточно непривлекательным, чтобы тебя не стали искать там. А искать тебя будут. Тебе придется стать монахом, но это лучше, чем быть убитым. Тебе придется жить особенной, отличной от моей жизнью, но это лучше, чем постоянно как сталкиваться с беззакониями, творящимися в этом мире, так и самому неминуемо их совершать. Твои мысли и стремления будут иными, чем у меня и у таких, как я, и это прекрасно. Это мое окончательное решение, Адсон. Собирайся. Приведи себя в порядок и умойся. Как только распогодится, мы выезжаем в Бриксию, где я представлю тебя местному аббату и где, я думаю, ты обретешь довольно надежное убежище".

Едва прекратился ливень, оставив в воздухе мелкую колючую морось, отец, поспешая, потребовал у коннетабля свою лошадь, посадил меня перед собой, и мы одни, без сопровождения слуг, поскакали по дороге, сквозь туман и сгущавшиеся сумерки уводившей в сторону далекого Безансонского диоцеза. Из луж и слякоти расквасившегося пути конь цеплял копытами сгустки грязи и швырял их в пелену обволакивающей нас тревожной неизвестности. От простиравшегося повсюду, сколько хватало глаз, безлюдья и запустения, мне становилось не по себе, и поэтому неудивительно, что когда, сначала вскарабкавшись на возвышенность с неприветливыми и будто вымершими деревушками Круазет и Шарриер, оставляя слева долину Отрон, чтобы пересечь потом другую мозельскую долину Ажоль, мы въехали в густой лес, ощерившийся от осенней непогоды, мне охватило жуткое ощущение, что он вот-вот набросится на нас, чтобы растерзать. Между тем день подходил к своему концу, и, когда мы выехали из леса, то по причине усиливавшейся темноты я уже с трудом разглядел дорожную развилку, дававшую жизнь ответвлению, уходившему вправо в направлении Лангра. А потом я не мог разглядеть уже ничего вокруг себя, безуспешно пытаясь высмотреть хоть что-нибудь в непролазной, объявшей все темноте. Но скоро, по тому, как лошадь стала сбавлять ход, я ощутил, что мы уже недалеки от цели. Отец неожиданно свернул куда-то с дороги, уверенно ориентируясь в полнейшем мраке, и через некоторое время перед нами вырос высокий частокол ограды, широко охватывающий внутреннюю территорию монастыря. Пренебрегая приличиями - была уже глубокая ночь - отец принялся стучать в запертую дверь кованной рукоятью своего хлыста, но, из-за позднего времени, ему долго никто не отвечал. Однако он продолжал тарабанить, сопровождая свои стуки громкими окриками и, наконец, изнутри задвинулся засов, дверь приоткрылась и в её проеме показалось настороженное и сильно заспанное лицо привратника. Только тогда отец слез с лошади и сказал : ;"Наконец-то. Я уже думал, что нам придется заночевать на улице. Я - граф Сегоберт, а это мой сын Адсон. Немедленно впустите нас. Позаботьтесь о моем коне и обязательно накормите его. Нас же самих проведите в гостиницу. И срочно вызовите аббата, если же он спит - разбудите. Мне надо с ним переговорить". Монах был несколько испуган и забыл даже проговорить приличествующее данному моменту "Benedicte", но затем засуетился, открыл ворота и впустил нас во двор.