Новые заветы. Самые известные люди России о своих мечтах, страхах и успехах

Бессменный наставник мужества Николай Фохт расширяет тематику своих уроков и на личном опыте доказывает, что мужество можно проявить не только в потасовке или на олимпийских стартах, но и в такой неумолимой сфере, как наследственность. Что делать, если вдруг уже в зрелые годы поступит информация, что ты всю жизнь принимал себя не за того, кем был и есть на самом деле?

Может случиться с каждым, мужайтесь.

Легко биться с внешним врагом. А с внутренним тяжело. Невыносимо. Бьешь внутреннего врага, изводишь его, выводишь на чистую воду, а оглянешься после схватки — ущерб получил ты сам. И больно, и пусто. Это действительно сложно — победить в себе врага, чужака, затаившегося над сердцем, под ложечкой. Вот тут пригодится истинное мужество и стойкость. Но самое главное в данном случае — быть готовым. Знать, что это может случиться и с тобой. Поэтому решился поделиться опытом: трудным, некрасивым, но результативным.

Я решил написать, как я чуть не стал евреем, как я этого сначала испугался, потом смирился, потом пожалел, что не стал.

Однажды я получил письмо из ФСБ. Врать не стану, я первый им написал. Я хотел узнать правду о своей родной бабушке, которую посадили в конце, как положено, тридцатых — больше о ее судьбе ничего не было известно. Знал я, что она полька, из Вильнюса — вот практически и все. Отца воспитали соседи, о родной матери он никогда не рассказывал. То есть вообще никогда. Все эти семейные перипетии доложила мне мама уже после его смерти. Ну а я тоже не особо спешил, но однажды решил выяснить. И написал куда положено. Кто положено ответил.

С замиранием сердца распечатал конверт. Содержание конверта было тревожным. Нет, по сути ответ положительный: мол, приходите к нам, ознакомьтесь с делом. Но, во-первых, в письмо была вложена вырезка из какого-то спортивного журнала с фрагментом футбольного календаря испанской «Примеры» на одной стороне и куском интервью с Владимиром Перетуриным на другой. Листочек был похож на шифровку, я пытался вникнуть. Секретности месседжу добавляло то, что письмо было послано на загадочную улицу Дыбсико, хотя я последнее время живу на Дыбенко. Хорошо, что на самом конверте этот адрес был написан от руки и почтальон не вдавался и выбрал наиболее похожую улицу из уже имеющихся.

В тексте письма говорилось, что в архиве ФСБ имеется дело Евгении (Зиновии) Антоновны Зубелевич и я могу с ним ознакомиться в любое время.

Оказывается, бабушку звали Зиновия… Вот оно как. Внутренне я встрепенулся. Изо всех известных Зиновий я вспомнил Зиновия Высоковского и, разумеется, Гердта. Ну и Зиновьева, не хоккеиста, а революционера. Все эти люди были евреями, за исключением хоккеиста, дай ему бог здоровья. То есть, другими словами, если быть честным перед самим собой, моя бабушка по крови с большой вероятностью еврейка.

Первое, о чем я подумал: как сказать маме? Я никогда не был антисемитом… я думаю. Но я рос в советское время, когда еврейский вопрос стоял остро, быть евреем считалось почему-то непочетным. Ну, то есть «еврей» было социальной, поведенческой характеристикой с явно негативной коннотацией. «Он еврей» — и это многое объясняло. Мне нравилось цепляться за немецкую версию своего происхождения, я допускал даже армянский след. А тут такое…

Лет тридцать я выжигал наследие большевизма, но, видать, не выжег. Вероятность стать евреем меня всполошила. Я назначил встречу. Ольга замечательная женщина: красивая, мудрая, опытная, русская. Я хотел, чтобы она свежим глазом посмотрела на меня, оценила сложившуюся ситуацию.

Безусловно, я первым делом налил ей ее любимого испанского красного. Пока она пила первый бокал, изложил суть своего дела и характер моих тревог. Ольга поставила бокал и внимательно на меня посмотрела.

— Да нет, ты не еврей. Я евреев, слава богу… Нет в тебе ничего еврейского.

— Это как?

— Как… Евреи они, во-первых, любят деньги.

— Я тоже не прочь…

— Они любят, и они их имеют. И они их умеют иметь.

Ольга подливала себе уже сама. Я ел ее фирменного окуня по-польски, запивал «Байкалом».

— Ты мужчина, конечно, не нищий, но и, как бы это сказать… Не еврей в этом смысле, конечно. Потом, евреи очень умные.

— А я что, не умный, что ли?

— Я же сказала: очень умные. Ну и, конечно, это самое… Евреи очень активные, неутомимые в сексе. И все время об этом думают. А так как они очень умные, подумав, делают правильные выводы.

Ольга повлажневшими от вина, наверное, глазами взглянула на меня.

— А я что? Ну, в этом-то, ну…

— Ну, ну… Баранки гну. Не еврей. Я вообще не понимаю этого национализма, что ли… Мне евреи нравятся. И немцы. И американцы. Я вьетнамцев не люблю… Но ведь это совсем другое, правда?