Читаем Новые заветы. Самые известные люди России о своих мечтах, страхах и успехах полностью

Иногда мы развлекаемся с Машей, зная, что Машин папа по-французски ни слова. За завтраком, например, мы говорим о чем-нибудь, а Вале предлагаем угадать, о чем идет речь. Это очень забавно: он, конечно, попадает пальцем в небо, Маша заливается смехом. Но интересно, что иногда он угадывает. Мы не знаем как, наверное, интуитивно. Но тяжелее всего было моей маме, когда она оставалась одна с Машей и ее няней. Она не говорила ни по-английски, ни по-французски, поэтому переводчицей у нее становилась Маша. И все мои попытки воодушевить маму начать учить английский натыкались на одну фразу: «В 75 не начинают».

Однажды мы оказались на приеме за одним столом с четой Киссинджеров. Разговорились про языки. И жена господина Киссинджера — а ей тогда было за 80 — пожаловалась мне, что год назад начала учить испанский и что он ей очень тяжело дается. Она с трудом запоминает слова, приходится повторять по сто раз. Я сказала, что очень ее понимаю. У меня та же проблема, тогда я как раз только начала свой французский. Меня это приятно поразило. Я рассказала об этом своей маме. Она мне ответила, что у кого-то есть способности к языкам, а у нее нет. И ни в какую не хотела даже пробовать. Но однажды я пригласила очень опытного пожилого английского преподавателя, он не знал ни одного слова по-русски, но целый урок они смогли как-то объясняться, и после этого мама поверила в себя. И она начала учить английский. Правда, попросила русского педагога, я убеждала ее, что с носителем эффективнее, но она говорит, ей все-таки нужно первое время кое-что объяснять по-русски. Я очень рада, что она втянулась. Ведь кроме практической пользы это прекрасная тренировка для памяти. А какое огромное удовольствие, когда появились первые результаты!

Возвращаясь к моему французскому. Я начала читать. Пока еще плохо понимаю фильмы, песни. Но когда с французами начинаю говорить на своем несовершенном французском, они просто расцветают и прощают все мои ошибки.

У Маши русский, французский и английский сейчас примерно в одинаковом состоянии. Она говорит без акцента, читает по-французски чуть похуже, потому что я не хотела путаницы, и она стала читать сначала по-русски, потом по-английски и только после — по-французски. Сейчас начали учить немецкий. Это — не для меня. Может быть, Валя захочет поучаствовать… Я представляю себе эту картину за завтраком: он с Машей обсуждает погоду за окном, а я пытаюсь угадать, действительно ли ей не нравится каша на молоке… Маше сейчас семь лет. И я понимаю, что она поздновато начала учить немецкий. Она уже учит во время уроков, к нам приходит преподаватель, а не впитывает в себя этот язык, как впитывала английский или французский. То есть мы немного опоздали.

Когда мы с Машей обсуждаем, какой язык у нее будет следующий, я предлагаю китайский или японский. А Маша думает про итальянский или испанский. Говорит, они оба очень красивые.

У нас с Машей есть особое время, уже после того, как мы прочитаем книгу перед сном, потушим свет и говорим на любые темы. В эти моменты я иногда узнаю самое сокровенное про свою дочь. Однажды я спросила ее неожиданно для себя:

— Маша, как ты думаешь, что самое главное в жизни?

Спросила и начала думать, что я бы сама ответила. Подумала — любовь. Жаль только, что она поймет об этом потом. Она долго думала. Я даже решила, она заснула. И вдруг она сказала:

— Любовь.

Мы разговаривали на русском.

Федор Юрчихин. День космонавта

Космонавт Федор Юрчихин так подробно в своей колонке прямо с орбиты, с борта МКС, рассказывает про то, как он там живет, что сначала думаешь: да когда же он успел написать там эту колонку? А потом понимаешь: да, может, главное искусство человека в космосе и состоит в том, чтобы найти время и пространство, когда ты принадлежишь только себе.


В общем-то, распорядок дня космонавта практически ничем не отличается от обычного дня на Земле. Подъем, утренний туалет, завтрак, восьмичасовой рабочий день с перерывом на обед, свободное вечернее время. Само собой — ужин, вечерние гигиенические процедуры, сон. А утром все по новой.

Есть своя специфика. Каждый день — два часа спортивных занятий! Земля следит за соблюдением РТО — режима труда и отдыха. Ведь необходимо сохранить работоспособность на протяжении почти полугода в условиях невесомости. И на работу особо опаздывать нельзя. Ведь на Земле, в Центре управления полетами, ЦУПе, на связи сидят специалисты. Хотя опоздать довольно сложно. Ведь у нас — работа-дом, дом-работа, все рядом. Никаких пробок, никакого транспорта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное