Я бросился на него, заехал головой в подбородок и сжатыми кулаками в живот. Он согнулся от боли, я добавил ногой, и в следующий миг он сокрушил меня ударом в челюсть. Мне показалось, что у меня взорвалась в голове такая штука… я раньше помнил, как она называется, но за ненадобностью забыл. Я перестал видеть и перестал чувствовать. Из дальнейшего помню лишь, что вокруг были люди и прорывался откуда-то издалека голос доктора Леви. Говорящий несвязные слова, часть из которых я знал когда-то, но забыл за ненадобностью.
— Ракета «Град»… Сектор Газа… Всю семью в один миг… Роботов… Заставил себя забыть… Ментальный кокон… Каждодневный нравственный конфликт между религиозностью и преданностью погибшим… На грани сумасшествия… Кризис… Предварительный диагноз — инсульт…
Весь месяц адар и половину нисана я пролежал в больнице Сорока в беспамятстве. А когда наконец пришел в себя, у моей постели сидел доктор Леви.
— Шолом, — поздоровался он. — Молчи, тебе не нужно сейчас говорить. Твои родные здоровы и ждут тебя. Они…
— Правда? — перебил я, несмотря на запрещение говорить.
— Б-г свидетель, — подтвердил доктор Леви. — У меня хорошая новость для тебя, Эфраим. Ребе Нахум ездил с ходатайством в Йерушалайм, к самому ребе Ионе Мецгеру. Главный раввинат постановил разрешить твоей семье принять гиюр. Они прошли обряд обращения и уже две недели как евреи, все четверо.
Я долго не мог поверить. Я подумал, что доктор обманывает меня. Ведь они не могли быть евреями, потому что они… они… я тщился вспомнить, кто они, и не мог, поскольку забыл это слово за ненадобностью. Потому что они не люди, понял я наконец.
— Настоящие евреи? — спросил я.
— Ну конечно, настоящие, — улыбнулся доктор Леви. — Богобоязненные и благочестивые ашкенази.
И тогда Б-г дал мне силы, и я — поверил. Я заставил себя поверить. Как когда-то заставил забыть.
Аркадий Дворкович. У нас в Таганроге
Когда мои друзья и знакомые слышат, что Таганрог — мой второй родной город, чаще всего их реакция предсказуема: «А где это?»
Это — на юге. Намного ближе к Сочи, чем к Москве. Но не на Черном, а на его младшем брате — Азовском море. А еще точнее — на Таганрогском заливе, некогда приведшем город к процветанию за счет торговли зерном, а потом обмелевшем.
В Таганроге под занавес трагического 37-го родился мой отец. Учился в одно время с артистом Зиновием Высоковским в той самой гимназии, которую когда-то окончил Антоша Чехонте (этот псевдоним предложил ему преподаватель литературы). И ходил он в процветающий и поныне театр, вбирая в себя дух настоящего искусства. А азы математики в маленького, позднее великого писателя зачем-то вбивал Эдмунд Дзержинский. И одноименная улица в городе — именно в его честь, а не в память о сыне-революционере.
А ведь однажды Таганрог мог стать столицей Российской империи. Таков был замысел Петра, когда в 1698 году он приказал построить крепость на Таганьем Роге. Но неудачная война против Турции не оставила шансов на счастливое для Таганрога развитие событий, предоставив право быть «окном в Европу» родине уже двух президентов Российской Федерации.
Но, находясь на пути с севера на юг, Таганрог был обречен оказаться местом самых разных — радостных и печальных — событий.
«Всю жизнь свою провел в дороге, простыл и умер в Таганроге» — слова А. С. Пушкина про императора-реформатора Александра Первого, за смертью которого последовало восстание декабристов. Есть, правда, легенда, что император лишь инсценировал свою кончину и под видом монаха жил еще почти сорок лет…
Таганрог — родина не только Чехова, но и великой русской актрисы, ушедшей из театра только в тот момент, когда ей «надоело симулировать здоровье», Фаины Раневской.
Сегодня в городе четыре главных памятника (если оставить за скобками вождей революции) — Петру Первому (созданный Антокольским оригинал архангельского монумента, незаслуженно оказавшегося на новой банкноте), Александру Первому, Антону Чехову и Фаине Раневской. Таким заслуженным сочетанием могла бы гордиться любая мировая столица!