Новый Афонский патерик. Том I. Жизнеописания

Иногда, желая избежать бесцельных расспросов, отец Митрофан говорил: «Я этого не знаю, спросите об этом у игумена».

Когда у старца интересовались, откуда он родом, то, избегая ответа, он вслух произносил Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, помилуй нас». Но если человек настаивал: «Но я же спросил Вас, откуда Вы родом!» – старец твердо отвечал: «Я Вас попрошу!..», а потом более громким голосом произносил: «Господи Иисусе Христе, помилуй нас». Особенно отец Митрофан избегал бесед с людьми мирскими. Когда ему задавали вопрос: «Геронда, когда Вы пришли в монастырь?» – он отвечал: «Такие вещи знает игумен». Несмотря на такое поведение, люди не обижались на старца и не расстраивались из-за того, что он отказывался разговаривать с ними. Напротив, они потом присылали в монастырь открытки, в которых писали: «Поздравляем вас с вашим архондаричным!»

И действительно, старец Митрофан был достойным того, чтобы «с ним поздравлять». Насколько он избегал общения с паломниками, настолько был тщателен и безупречен в своём послушании и делал всё, чтобы доставить им покой. Паломники чувствовали эту любовь. Неся послушание в архондарике, старец в течение многих лет стирал простыни собственными руками, которые были в крови от соды и стиральных порошков. Ни одному человеку старец не дал повода осудить его за нерадение в послушании. Он был молчаливым, подчёркнуто вежливым, к любому человеку обращался «на Вы» и никогда никого не осуждал.

Отец Митрофан был человеком молитвы. В начале ему было тяжело нести послушание архондаричного, поскольку он иногда не успевал на богослужение и сильно из-за этого расстраивался. Отец Митрофан пошёл посоветоваться на Катунаки к старцу Ефрему, и тот сказал: «Прежде всего отсекай свою волю. Ничего, если ты упустишь что-то из богослужения и молитвы». Получив этот ответ, отец Митрофан успокоился и исполнял своё послушание от сердца, не мучаясь помыслом.

К добродетели послушания старец всегда относился как к первой и важнейшей. Он очень часто читал книгу святых Варсонофия и Иоанна и относился к ней как ко второй по значимости после Евангелия.

Старец был столпом терпения. Однажды на него возложили новое послушание: заботиться о стареньком монахе-инвалиде, отличавшемся жутким характером. Это послушание необычайно затрудняло отца Митрофана. Когда монаху-инвалиду не нравилась еда, он мог запустить тарелкой в стену, вытворял кое-что и похлеще. Отец Митрофан, исповедав свои трудности игумену, с выдержкой и терпением продолжил своё послушание. Перед смертью сердце старенького монаха умягчилось. Он многократно просил у отца Митрофана прощения и благодарил его за всё.

По признанию насельников монастыря святого Павла, отец Митрофан достиг высокой меры. Он отличался благородством, чуткостью, а также необыкновенной тонкостью и щепетильностью по отношению к своим помыслам. Приражение помысла он исповедовал и каялся в нём так, словно совершил преступление. Никому старец не был в тягость. Никогда он не имел никаких претензий. Во всём он отсекал свою волю. Когда 1 января распределяли послушания между братией и приходила очередь отца Митрофана войти в зал, где заседал Духовный собор, он входил, клал отцам поклон и на все, что бы ему ни сказали, отвечал: «Да будет благословенно». Больше он ничего не говорил – не жаловался, не ныл, не отнекивался. Старец Митрофан всегда был мирен и молчалив, соблюдал трезвение, пребывал в непрестанном делании внутренней молитвы. У себя в келии старец сколотил табуретку и, сидя на ней, совершал всенощное бдение, творя молитву Иисусову. Кроме этого, он приспособил под голову две подпорки и спал сидя. На богослужении он стоял на ногах и тянул чётки. Старец был довольно высокого роста и страдал от болей в пояснице, однако принуждал себя не садиться в стасидию, чтобы не уснуть. Утомление старца от всенощного бдения иногда проявлялось в том, что на службе из его рук выпадали чётки.

Старец Митрофан был человеком молитвы Иисусовой. Он хранил это делание как зеницу ока. Он никогда не присаживался рядом с кем-то, чтобы «помолоть языком». Да что там «помолоть»!.. Он никогда не разговаривал даже о духовных вещах с братией. Старец мог сказать только что-нибудь вроде: «Да, весна нынче ранняя» или «Сегодня прошёл дождь». Скажет два слова, а потом вежливо отходит в сторонку и тянет чётки.

На общих послушаниях, куда выходила вся монастырская братия, старец помогал молча, не прекращая молитву Иисусову. Если он слышал, что молодые монахи пустословят, то, не обращаясь ни к кому конкретно, произносил: «Молитва Иисусова, отцы, молитва Иисусова». Если молодые монахи вновь забывались и не творили молитву, он неспешно вслух мог произнести один раз молитву Иисусову для того, чтобы напомнить им о ней.

Отец Митрофан спрашивал иеромонаха Анфима:

– Как дела с молитвой Иисусовой, отец Анфим? Вы трудитесь над молитвой Иисусовой?

– Ну да, я совершаю своё правило, стараюсь.

– Благословенная душа, одно дело правило, а другое дело то, о чём я тебе говорю.