Новый американский молитвенник

Кафе под названием «Альвина» располагалось у самого здания сторожившей границу таможни, что обеспечивало ему постоянный приток туристов-гринго. На стене прямо над моим столом красовалась фотография Бенисио дель Торо, который с видом хитрым и потрепанным сидел когда-то как раз на моем месте. Согласно надписи под фотографией, обед в «Альвине» стал для него «переживанием, которого я не забуду до конца своих дней», — свидетельство, на мой взгляд, более чем двусмысленное, сделанное скорее по доброте душевной, чем из искреннего желания похвалить. Но каково бы ни было истинное мнение Бенисио о кухне этого заведения, десятки посетителей-американцев, в основном люди старшего возраста, судя по всему, не видели в его словах никакого подвоха и радостно уплетали колорадский перец, гаспачо и куриное рагу, оживленно болтая под звуки музыки ранчеро. Как и положено в Мексике, стены заведения (темно-зеленые) отличались от окон и дверей (красных), но цветовая гамма была какая-то слишком уж кричащая, к тому же стены пестрели красными квадратами, так что «Альвина» производила впечатление не столько настоящей мексиканской кантины, за которую себя выдавала, сколько ненормально-жизнерадостной декорации для детского телешоу, куда некоторых везунчиков приглашают порезвиться в компании ведущего, наряженного неуклюжим лиловым медведем. Бутылки за стойкой бара представляли большой соблазн, но я ограничился кофе, чем заслужил со стороны официантки, остролицей женщины по имени Делимар, холодность, подобающую в обращении со всяким, от кого приличных чаевых не дождешься.

По дороге мне пришло в голову, что предложение Брауэра, по сути, ничем не будет отличаться от того, которое сделал мне Даррен на вершине скалы под Финиксом. А то, что я не отбил его подачу сразу, утвердило меня во мнении, что я становлюсь образцовым гражданином — то есть одобряю убийство до тех пор, пока оно совершается без лишнего шума и от меня подальше. От Брауэра несло кровью, и я был уверен, что его «очень простые вещи» так или иначе связаны с насилием. Но как я ни ломал голову, другого способа избавиться от Трита и его нападок, кроме убийства, придумать не мог. Как верно заметил Брауэр, простой тяжбой в суде его не проймешь, а разоблачить его после всех тех разоблачений, которые на него уже обрушились, — это надо постараться. Удивительно, до чего Брауэр с Дарреном похожи, подумалось мне. Самая значительная разница между ними в том, что Брауэр, притворяясь человеком прямым, скрывает свои истинные намерения, а Даррен строит из себя таинственную персону, но его намерения ясны как день. Среди убийц они как инь и ян. Что до меня, то если между Вардлином Стюартом с острова Лопес и нынешним его воплощением существовала какая-то разница, то она заключалась лишь в большей расчетливости и желании выгодно продать свой гнев. Я не был еще вполне готов передать дело в руки профессионала, но нежелание Терезы покидать Першинг привело к тому, что я счел такой поступок оправданным.

Было уже шесть, а Брауэр все не появлялся. Я достал мобильник, но потом решил, что звонить ему не стоит. Если он меня подставил, то это знак судьбы. Делимар просияла, когда я заказал две водки с мартини и выпил их одну за другой. Зазвонил телефон. «Брауэр», — подумал я.

— Где вы, черт вас побери? — спросил я.

— Я здесь, — ответила Тереза. — А вот ты, черт тебя побери, где?

Я сказал, что принял ее за Брауэра.

— Он звонил, — сказала она. — Потерял твой номер, поэтому позвонил мне. Он стоит в пробке на границе. Таможенники проверяют всех подряд. Сказал, что приедет, как только вырвется оттуда.

— А почему ты просто не дала ему мой номер?

— Думала, может, ты захочешь мне что-нибудь сказать.

На линии что-то затрещало.

— Ладно, — сказала она. — Я все тебе передала.

— Как ты?

— В порядке.

— В порядке, и все?

— А ты чего ждал? Ликования?

— Прости меня за вчерашнее. Я вел себя как последняя свинья.

— И я тоже была хороша. Прости меня.

Увидев приближающуюся Делимар, я ткнул пальцем в свой пустой стакан, и та, развернувшись на сто восемьдесят градусов, заспешила к бару.

— Я тут подумала над твоими словами, ну, насчет того, что я не могу оторваться от Першинга, — сказала Тереза. — Может, ты и прав. Может, это действительно невроз какой-то.

Я начал было возражать, но она меня перебила:

— Сегодня мы с Лайлом Галантом прошлись по магазину. Составляли заявление на покрытие убытков.

— И что, какие-нибудь проблемы?

— Нет, он был очень мил.

— «Милый» — не то слово, которое у меня ассоциируется с Галантом.

— Надо быть женщиной, чтобы разглядеть это в нем. Но дело не в Галанте, а в том, что, пока я там осматривалась, у меня вдруг возникло ощущение непричастности ко всему этому. К магазину, к Першингу. Это было непривычно. Больше похоже на то, что я хотела бы почувствовать, чем на реальное ощущение. Но мне показалось, что это знак.

— Да?

— Я задумалась. Может, нам уехать?

— Уехать?

— Ну да. Без всяких планов, без подготовки. Просто поехать в аэропорт и выбрать место… куда лететь.

Пару секунд я переваривал услышанное.