Примечание. 2
Цора и Естаол смотрите в 13:2, 25. Гора Ефремова смотрите в 4:5. 7 Лаис находился далеко на севере Ханаана, в 25 милях (40 км) к северу от Галилейского моря. Племя Даново переименовало его в Дан (29). Сидоняне (см.: 3:3) жили на берегу Средиземного моря, на территории современного Ливана. 11 Шестьсот мужей смотрите в 3:31. 12 Кириафиарим («лесной город») находился в горах примерно в 8 милях (13 км) к западу от Иерусалима. Сравните с Кириаф–Сефером, «книжным городом», в 1:11. Стан Данов был известен, как видно из 13:25, со времен Самсона. Вполне возможно, что община Самсона представляла собой маленькую группу колена Данова, которая осталась на юге после того, как основная часть колена отправилась на север. 14 Ефод смотрите в 17:5 и 8:27. Терафим, видимо, представлял собой маленький предмет (Быт. 31:19), который, как и ефод, использовался при обращениях к Господу с просьбами (см.: Иез. 21:21 и 4 Цар. 23:24). 19 Выражение будь у нас отцом сравните с 17:10. 21 Идея заключалась в том, чтобы между имуществом переселенцев (среди которого находились украденные идолы) и преследователями находились вооруженные мужчины. 28 Точное местоположение Беф–Рехова неизвестно, но сравните с Числами 13:22. 29 Израиль здесь употреблен в качестве альтернативного имени Иакова (Быт. 30:4—6; 32:28). 30 Гирсон смотрите в Исходе 2:22. Самоназначенный священник был потомком Моисея. Этот факт придает его служению в этом городе большое значение и, вероятно, объясняет, почему Иеровоам I позже выбрал Дан в качестве одного из двух национальных святилищ в Северном царстве (3 Цар. 12:25–30). Однако он остался центром идолопоклонства. В еврейском тексте имеется маленькое «п» (евр. nun), вставленное в имя «Моисей», что превращает его в «Манассию» — безнравственного царя (4 Цар. 21). Эта вставка была сделана в знак уважения к Моисею, но совершенно ясно, каково было изначальное прочтение этого имени (см.: прим. НМВ). Переселение жителей той земли, скорее всего, подразумевает окончательное покорение Северного царства Ассирией в 722 г. до н. э., поскольку 4 книга Царств 17 обращает внимание на насильственное переселение священников в то время (4 Цар. 17:27; ср.: 1— 6 там же). 31 Силом находился примерно в 19 милях (30 км) к северу от Иерусалима. Здесь израильтяне впервые поставили скинию собрания после своего вступления на землю Ханаана (Нав. 18:1). Ко времени царствования Самуила скинию заменило более основательное сооружение (1 Цар. 1:9, 24), но Силом и его святилище позже были разрушены, возможно, филистимлянами (Иер.7:12).19:1 — 21:25 Моральный хаос: левит и его наложница
Эта вторая история эпилога разворачивается в четырех эпизодах: акт жестокого насилия в Гиве (19:1–28); подготовка к войне — призыв левита и ответ Израиля (19:29 — 20:11); сама война (20:12–48) и послевоенное восстановление — жены для остатка племени вениамитян (21:1—25). Главные действия разворачиваются в третьем эпизоде. Первые два описывают события, приведшие к развязке, а последний эпизод рассказывает о последствиях.
19:1—28 Акт насилия в Гиве
Первый эпизод, помимо приведения в действие главных событий нашей истории, служит двум основным целям. Мы видим, насколько деформировалось в Израиле в дни судей понятие даже о таком благородном обычае, как гостеприимство, и, кроме того, первое же происшествие проливает свет на характер левита, который должен сыграть ключевую роль во втором эпизоде.
Гостеприимство представлено в двух сценах. Первая рисует происходящее в Вифлееме (1 — 10), где все проходит как должно, а вторая — в Гиве (11—28) — дает почти гротескную картину извращенности нравов. Здесь ощущается явное сходство с описанием жизни в Содоме в Бытие 19:1—13. Это тем более печально, что путешественники намеренно обходили языческие города, чтобы найти гостеприимство у своих собратьев (12–14). Буяны на улицах Гивы были аморальны, но не лучше был и старик, который открыл свой дом для путешественников. Извращенное чувство долга внушило ему идею отдать двух невинных женщин нечестивым псам (23—24). Налицо явная утрата нравственного чувства у жителей Гивы. Когда Божий народ делает то, что ему заблагорассудится, он ничуть не лучше содомлян.
Однако самым настоящим чудовищем все же был сам левит. Выкинув свою наложницу толпе извращенцев на улице, он отправился спать и, по–видимому, не вспоминал о ней до утра, когда обнаружил ее на пороге дома мертвой или потерявшей сознание. Затем с невероятной бессердечностью он велит ей встать, потому что готов был отправляться в путь (27—28). Этот человек в следующем эпизоде поднимет весь Израиль на войну. Несколько позже мы начинаем понимать, почему его наложница посчитала невозможным жить с ним (см.: ст. 2 и прим.).