Новый Библейский Комментарий Часть 1 (Ветхий Завет)

16:23—31 Смерть и триумф в Газе. В этой последней сцене история Самсона приближается к ошеломляющей развязке. Основной проблемой израильтян во весь период судей было их роковое увлечение чужими богами (2:10— 13). Огромным вкладом Самсона в выполнение Божьих целей стала демонстрация (и не только его смертью) полного превосходства Господа Бога и абсолютного бессилия других богов (представленных здесь Дагоном). В этом смысле подвиг Самсона подобен подвигу Илии на горе Кармил (3 Цар. 18:16—40).

Можно почувствовать иронию в повторяющемся утверждении филистимлян, что бог наш предал Самсона в руки наши (23—24), на самом же деле Господь предал его в их руки только для того, чтобы обречь их на уничтожение. В молитве Самсона в стихе 28 чувствуется глубокая печаль. Раньше он просил о сохранении жизни (15:18–19), теперь просит о смерти. Но даже в такой момент его мотивы не чисты, он ищет скорее отмщения, чем славы Божьей. И все же он сделал то, ради чего был отделен для Бога, и победа, несомненно, принадлежала Господу. Позже будет еще много убедительных побед над филистимлянами, но признание того, что Господь един есть Бог, было тем основанием, на котором должно быть построено будущее избавление Израиля. Самсон определенно положил хорошее начало этому основанию (см.: 13:5).

Поэтому история Самсона заканчивается там, где она началась. Самсона увезли домой, и его семья в печали попрощалась с ним. Конечно, они могли утешиться тем, что его смерть не была напрасной, хотя этот факт легче принять нам, чем им. Несмотря на все свои недостатки, он был предвозвестником Иисуса, смертью Своей нанесшего поражение нашему злейшему врагу и положившего основание нашему избавлению, которому еще предстоит во всей полноте открыться в будущем (Евр. 2:14–15; 1 Пет. 1:3–5).

Примечание. 23 Дагон («зерно») — хананейский бог земледелия, явно принятый филистимлянами по их прибытии в Ханаан (см.: 3:3). В Азоте был храм Дагона, согласно 1 книге Царств 5:1–5. 25 Позабавит — вероятно, Самсон развлекал их демонстрацией своей силы. 26 Подобный тип храма известен по раскопкам в том регионе. Крыша держалась на деревянных столбах, стоявших на каменных основаниях. Высокопоставленные лица сидели внизу, в самом храме, а простой народ наблюдал за происходящим сверху. 28 Господи Боже! дословно «мой Господь Яхве». Имя Яхве особенно ассоциируется с избавлением израильтян от египетского рабства и с заветом, заключенным между Богом и ними на горе Синай (Исх. 6:1–8; 20:2). Самсон молился как израильтянин, взывая к Богу на основании заветных взаимоотношений. Очень часто в ВЗ слово вспомни предполагает призыв к действию, а не только факт возникновения в памяти (ср.: Быт. 8:1; 19:29; Исх. 2:24). 31 Цора и Естаол смотрите в 13:25.

17:1 — 18:31 Религиозный хаос: Миха и его святилище

Как было сказано во введении, данный отрывок является одним из двух рассказов, которые представляют собой эпилог ко всей книге. В том и другом фигурирует левит, и они связываются одной и той же фразой, повторяющейся в стихах 17:6, 18:1а, 19:1а и 21:25. Оба описывают религиозный и моральный хаос, который в период судей, когда не было царя у Израиля и каждый делал то, что ему казалось справедливым, грозил полностью разрушить Израиль изнутри.

17:1—13 Происхождение идолов Михи

Миха выступает в рассказе как самонадеянный вор. Деньги, которые он украл, были посвящены его матерью Богу, но использованы для изготовления идолов! Очевидно, в Михе заговорила совесть и он рассказал матери, что сделал, а затем вернул ей деньги. Она, в свою очередь, почувствовала такое облегчение от возврата денег, что не произнесла ни слова упрека, но, напротив, благословила своего сына во имя Господа! Но еще большая нелепость ждет нас впереди. Сравнение 3 стиха с 4 показывает, что мать Михи использовала для изготовления идолов только малую часть посвященных денег. Что она сделала с остальными деньгами? Сам Миха, когда стал гордым обладателем новых идолов, был уверен, что Господь благословит его, потому что он заполучил себе левита в священники (13)! Но уже в следующей главе становится очевидным, как жестоко он ошибался.

Эта начальная сцена полна иронии, которая заключается в том, что наши персонажи явно не сознают несоответствия своих слов и поступков. Она прекрасно иллюстрирует тот хаос, который возникает всякий раз, когда каждый делает то, что ему кажется справедливым (6).