16–18
По традиции в молитве–жалобе давалось детальное описание катастрофы, чтобы побудить Бога вступиться за пострадавших. Здесь представлено подобное описание, хотя смысл первого предложения ст. 17 не вполне ясен. Беспомощным людям угрожает голодная смерть. Теперь, когда урожай зерновых погиб, они больше не могут исполнять свой священный долг, радостно принося Богу ежедневные хлебные приношения. Ветшают брошенные за ненадобностью кладовые, ставшие мрачными памятниками этой трагедии. Еще одно свидетельство катастрофы — унылые стада крупного скота и овец, оставшиеся без пажити.19–20
Происходит переход к молитве, обращенной непосредственно к Богу. Духовному руководителю, выступающему от имени всего народа, позволялось вставлять в молитву личные ноты (ср.: Пс. 43:5,7, 16—17; 73:12). Если Бог — причина беды, то Он же — средство избавления. Для молитвы–плача характерно двойственное представление о Боге: как о грозном Судье и в то же время потенциальном Спасителе (ср.: Пс. 21:12,16). Пророк доносит до Бога трагедию обреченной на гибель земли. Если она так много значит для Иоиля (6–7), то несомненно должна взволновать и Бога. Под2:1—11 Пророчество о грядущем суде
Эмоциональное напряжение нарастает, подготавливая слушателей к слову Господа (12). И снова, как в 1:2 и 14, повторяется призыв ко всему народу. Единственная надежда людей — это обращение к Богу в покаянной совместной молитве. Чтобы подтолкнуть их к этому, Иоиль призывает бить военную тревогу и изображает саранчу как армию завоевателей. Зловещие намеки, брошенные в начале пророчества, — упоминания вторгшегося «народа» и «дня Господня» — получают развитие теперь, когда проповедь Иоиля приобретает черты кошмарного видения. Иногда апелляций к разуму бывает недостаточно, и ощущение реальности Бога может внушить только инстинктивный страх (ср.: Евр. 10:26–31).
Некоторые комментаторы видят в этом фрагменте описание настоящей армии, но это мало правдоподобно. Сравнения с воинами в ст. 4, 5 и 7 указывают на то, что автор использует военные образы в качестве метафор. Более того, ясное указание на саранчу и причиненный ею ущерб в ст. 19—26 предполагает развитие некой постоянной темы на протяжении 2:1—27. Пророк толкует нашествие саранчи на языке, хорошо знакомом его аудитории из религиозного учения: он привнес в описание природного явления зловещую образность, которая ассоциируется с
1–2
Восклицание в первом предложении ст. 1 явно исходит от Самого Бога