Новый директор

— Сейчас я ничего не могу сказать, — проговорила Ирина Дементьевна, покосившись на директора. — Я не готова, — прибавила она, пересаживаясь на другой стул, в угол комнаты.

— Да. Ирина Дементьевна недавно вернулась в город и не успела еще как следует оглядеться.

— Ну что ж… Понимаю. Когда же мы встретимся, в следующий раз? — спросила Анастасия Федоровна, вытаскивая записную книжку.

— Зачем?

— Ну как зачем? Надо же продолжить разговор!

— Вы меня извините, но чем дальше, тем меньше будет у нас времени для разговоров. Школа — сами знаете! Мне кажется, что лучше всего договориться так… Как только у нас появится потребность поговорить, мы вам позвоним. Ну, а вы? Это уж ваше дело. Вы работаете по плану, и наша школа там записана. Всякие обследования, инспектирование…

— То есть другими словами — приходите по плану!

— Вот, вот! — шутливо подтвердил Константин Семенович и засмеялся. — Милости просим!

— Сложный вы человек… — сердито пробурчала инспектор.

— Да, да, — смеясь согласился он. — Очень сложный. Трудно раз-ма-ты-ва-емый…

37. Серьезные проблемы

Ирина Дементьевна стояла у окна, наблюдая, как на пустыре какой-то пятиклассник гонялся за другим с метлой.

— Настроение испортила! — с досадой проговорила она, когда Константин Семенович, проводив инспектора, вернулся в кабинет. — У меня было такое хорошее настроение… — неожиданно прибавила она и отошла от окна.

— Эта самая женщина… — начал Константин Семенович, усаживаясь за стол. — Помните, Ирина Дементьевна, я говорил вам, что мне пришлось покинуть школу? Анастасия Федоровна приложила немало усилий, чтобы выжить меня, и, по существу, она и была причиной ухода.

— Расскажите подробней, если не секрет?

— Секрета тут никакого нет. Тем более что это «дела давно минувших дней», — задумчиво сказал он. — В те дни она любила внезапно появляться в школе, посещать уроки, расспрашивать родителей, и все знали, что ее приход предвещает скорое обследование. Учителя почему-то панически ее боялись. При виде ее начинали заикаться и, что называется, лишались дара слова. А ей это очень нравилось. Это был своего рода психологический садизм. Однажды в учительской, не знаю, какая муха ее укусила, но она вдруг обращается ко мне с просьбой разрешить ей присутствовать на моем уроке. А я не разрешил.

— Правильно!

— Нет, это, конечно, неправильно. Она всё-таки инспектор, с большими полномочиями, но так получилось… Затем я высказал всё, что думал по поводу ее деятельности и поведения. Строго говоря, я сделал несколько критических замечаний в самой товарищеской форме, вежливо, без криков, без резкостей. Ну, просто сказал правду в глаза. То, что все думали. Но увы!.. Вам не трудно представить, какой она подняла тарарам. На комиссии… Да, да! была назначена комиссия для разбора дела. Там я пытался перевести вопрос на принципиальную почву: о методах контроля за работой школ вообще. И должен сказать, были очень интересные предложения! Но всё это, конечно, осталось на бумаге. Формализм! Вот самая опасная, трудноизлечимая болезнь с ужасными осложнениями и последствиями. Особенно в школе. Учитель-формалист. Учитель-карьерист. Какой он вред наносит…

Константин Семенович замолчал и, подойдя к окну, некоторое время рассеянно наблюдал за расшалившимся мальчиком с метлой. «Дела минувших дней» растревожили душу.

— Откуда это у нас? — страстно продолжал он. — Как могло случиться, что на здоровом теле молодого государства появились такие нарывы, как чинопочитание, бюрократизм, равнодушие к человеку, неуважение к закону, подхалимаж?..

— Ну это риторический вопрос и неправильная предпосылка! — иронически заметила Ирина Дементьевна. — Вы Ленина помните?.. «Здоровое молодое тело» должно было принять наследство… Поневоле. В наследстве и почва…

— Да, я это знаю, — кивнул головой Константин Семенович. — Это у меня от горечи вырвалось… Как ненавидел Ленин бюрократизм, формализм!.. — воскликнул он вдруг. — Ленин видел в них главную опасность… Как жаль, что такие, как Тощеева, мешают нам!

— Расскажите еще о ней.

— А что о ней говорить, Ирина Дементьевна. Была она когда-то преподавателем и, может, даже неплохим преподавателем. Потом ее пересадили в другие условия. Там она вообразила себя начальником и решила, что школы для нее, а не она для школ.

— Но почему бы от нее не избавиться? У вас есть основание дать отвод. Сошлитесь на тот конфликт…

— Зачем? Ну придет другая. Лучше? Не знаю. Может быть, и хуже. С Анастасией Федоровной мы старые знакомые и немного знаем друг друга. Я знаю ее некоторые слабые стороны, а она знает, чего можно ждать от меня. Я ведь не из ангелочков. А тот конфликт будем держать про запас.

— О вашем конфликте мне уже успели доложить, — улыбнулась Ирина Дементьевна и, чуть покраснев, продолжала: — Больше того! Сообщили, что у вас был роман с ученицей.

— Неужели? — искренне удивился Константин Семенович и расхохотался. — Интересно! И чем же кончился этот роман?

— Не знаю.