Новый директор

— Вот! Полюбуйтесь, товарищ директор. Метров полтораста с лишком.

Громадная длинная комната с колоннами была до потолка забита ломаной мебелью. Окна, покрытые толстым слоем пыли, пропускали мало света, и трудно было разобрать, насколько ценны эти шкафы, стулья, столы и, главным образом, парты.

— А там дальше знаете что! — таинственно и как-то торжественно сказал Архипыч. — Я не могу вас пригласить, по причине сильной запыленности… Тысячу лет копили этот хлам. Туда надо где на карачках, где по-пластунски. Там кухня! И какая кухня, Константин Семенович! Вся кафельная! Плита громадная! Раковины… Полки. Просто душа у меня, так сказать, взыграла. И всё забито разным хламом.

— Очень хорошо! Очень хорошо! — довольно говорил Константин Семенович.

— А что в нем хорошего? — удивился Архипыч. — Хлам и есть хлам! На растопку в кочегарку.

— Правильно.

— А вы говорите — хорошо.

— Я про кухню говорю. Значит, здесь была столовая…

— В том-то и дело! — снова обрадовался Архипыч. — Помните, вы говорили насчет кондитерского цеха… Да тут прямо хлебозавод можно открывать!

— Действуй, Архипыч! Что можно починить — починим, а остальное надо списывать по акту и, действительно, в кочегарку…

Учитель рисования, занятый своими мыслями, не прислушивался к разговору. Фантазия его рисовала специально оборудованный светлый кабинет, с удобными столами. Для талантливых ребят — мольберты. Постоянное место кружку… Ежегодные выставки работ…

— Аким Захарович? Ты что — оглох?

— А что?.. Размечтался немного.

— Я хотел спросить насчет актива. Есть у тебя такие ребята?

— Ну конечно есть!

— Придется их собрать и приниматься за дело. Надо, во-первых, твой кабинет ремонтировать, оборудовать, а затем общешкольные работы…

— Когда собирать?

— Завтра с утра. К девяти.

— Отлично! Сейчас же отправляюсь. Относительно своей комнаты я тебе скажу завтра… Хочу с ребятами посоветоваться.

Мария Васильевна окончила работу на полчаса раньше. Спрятала журнал, списки, бумаги в стол, закрыла машинку, свернула в трубочку договор с артелью и вышла из канцелярии.

— Поля! Кто дежурит… Поля! — крикнула она.

— Я здесь, Мария Васильевна.

— Закройте, пожалуйста, канцелярию. Я ухожу.

— А новое начальство еще здесь, наверху ходят, на чердак полезли! — со смехом сообщила Поля. — Свалятся еще, дров наломают.

— Это их дело.

Мария Васильевна вышла на улицу, оглянулась по сторонам и, никого не видя, направилась за угол.

Самуил Григорьевич встретил ее как всегда любезно:

— Милости просим! Очень рад вас видеть, Мария Васильевна. Познакомился сегодня с новым завхозом…

— А с директором?

— Что вы говорите! Этот высокий, симпатичный, с палкой — директор?

— Да.

— Вот оно что! Но он назвался учителем…

— Самуил Григорьевич, мне некогда. Может быть, я делаю нехорошо, но я решила вас предупредить…

— Я слушаю.

— Вас хотят выселять. И как можно скорей.

— Не может быть!

— Я слышала его разговор с завроно.

— Ну, завроно — это еще не председатель Совета Министров.

— Срок вашего договора кончился, а Марина Федотовна в Гаграх. Новый они не подпишут.

Самуил Григорьевич нервно забарабанил пальцами по столу и некоторое время молчал.

— Ну, а зачем ему этот подвал?

— Понятия не имею. Может быть, для склада… Я слышала, что они около бывшей столовой о чем-то долго говорили. Там хорошее помещение, но всё завалено ломаной мебелью. Может быть, хотят перенести сюда.

— Н-да! Так или не так, но что-то надо предпринимать. Я очень вам благодарен, Мария Васильевна.

— А почему бы вам не созвониться с Мариной Федотовной? Может быть, она подпишет задним числом?

— Я уже думал об этом… удобно ли?

— Вы же весной договаривались! Вот он, ваш договор. Я давно его перепечатала…

С этими словами она развернула и положила бумагу на стол, Самуил Григорьевич прочитал и снова задумался:

— А у вас есть ее адрес?

— Конечно есть!

— Запишите мне, пожалуйста, сюда. Я поговорю с моим начальством, и, может быть, мы так и сделаем.

— Торопитесь. Осталось десять дней. Путевка у нее кончается пятнадцатого.

— По небу, слава богу, летают самолеты. День туда, день сюда… Но всё это между нами.

— Само собой разумеется.

Мария Васильевна попрощалась молча, с каким-то новым, неизвестным ей чувством. Так, вероятно, прощаются заговорщики.

19. Странный учитель

Аким Захарович Сутырин относился к «старой учительской гвардии», но, по мнению большинства преподавателей, был человеком странным, и, пожалуй, даже чудаковатым. На педсоветах он никогда не выступал, общественной работы не вел, от воспитательской отказывался наотрез. Метод его занятий был тоже несколько своеобразен, и если бы он преподавал не рисование и черчение — предметы, на которые не обращали особого внимания в школе, а что-нибудь более значительное, — ему бы несдобровать.