Новый директор

— Люда, вот вы сказали, что раньше думали по-глупому… — заговорил Васильев. — Всё, мол, просто и легко. И всё дается даром… Давайте попробуем представить: вот всё у вас есть. Всё, чего бы вы ни пожелали. И ничего вам не надо. Неужто вам не будет скучно? Я бы, например, от такой жизни спился.

— Мне всего и не надо. Мне немного…

— Чего немного?

— Секрет! — лукаво улыбаясь, ответила девушка.

— Вот я вам такой пример приведу… Мальчишкой я жил на Волге. И был у нас большой сад. Яблоки, груши, сливы, вишни… Сады там хорошие! Вы, наверно, думаете, что мы ели свои яблоки? Ничуть! У соседей воровали! И яблоки у них такие же, даже хуже, и своих сколько угодно… А нет — лазили воровать. Попадало нам здорово, но всё равно лазили… Так и ваши мечты, именно ваши, насчет красивой жизни и полного довольствия — чепуха. Скучно ничего не хотеть. Вас непременно потянет к борьбе. И это хорошо: без борьбы человек закиснет.

Люся внимательно следила за Васильевым. Вот такой, как сейчас, он нравился ей.

— Это смотря по тому, как понимать борьбу, — возразила она. — Бывает борьба между мужчиной и женщиной или борьба за теплое местечко… Бывает также борьба за коммунизм… Хотя какая тут борьба, когда революция уже победила. С кем бороться?

— Борьба с трудностями… с теми, кто мешает строить…

Васильев и сам был не рад, что затеял такой разговор. Несмотря на то что Люся окончила школу, она мало знала и очень примитивно представляла себе жизнь. В другое время он бы с удовольствием стал рассказывать обо всем, что знал сам и во что верил, теперь же не мог себе позволить отступить от цели, ради которой познакомился с Люсей. К счастью, она сама перевела разговор на другую тему:

— А кем и где вы работаете, Арнольд?

— Я работаю шлифовщиком на заводе.

— Шлифуете?

— Да.

— А что?

— Ну… мало ли. Всякие неровности, шероховатости на изделиях.

— А ну-ка дайте руку…

С этими словами Люся взяла руку Васильева и потрогала ладонь.

— Я сразу заметила, какие у вас руки. Мозолистые! — насмешливо объяснила она. — Сразу видно, что руки рабочего человека…

— А вы думаете, что у всякого рабочего на ладонях обязательно должны быть мозоли?

— Ладно уж… Я понимаю, что́ вы шлифуете. — Она бросила на Васильева лукавый и подозрительный взгляд. — Панель на Бродвее!

Арнольд Спиридонович покраснел и поежился.

— Это вы по своим знакомым судите. По Олегу, — пробормотал он.

— А вы думаете, что у меня и получше знакомых нет? — обиделась Люся.

— Если бы были, со мной не сидели бы…

Люся вспыхнула. Лицо ее залилось густым румянцем, — глаза гневно блестели. Она вскочила и сверху вниз посмотрела на Васильева:

— Знаете?.. Ступайте-ка вы… И больше…

— Что больше? — спросил Васильев.

— Видала я таких… шлифовщиков! — презрительно сощурившись, процедила Люся и, повернувшись, быстро без оглядки пошла из сквера.

— Вот как! — вслух проговорил Васильев и сейчас же, как когда-то Игорь, загадал: «Оглянется или нет?»

Девушка не оглянулась. Она, казалось, не замедлила шаги даже на перекрестке, где толпились люди.

30. Лизунова

В этот день Ирина Дементьевна проснулась очень рано. За окном было еще темно, но она сразу поняла, что больше ей не заснуть. Слишком были взбудоражены нервы, и слишком много было нерешенных вопросов. Вчера она просидела над планом всю вторую половину дня и в общем продумала расписание, но… Этих «но» накопилось так много, что дальнейшая работа оказалась бессмысленной.

Раньше она бы не колебалась: «Делаем так, и весь разговор». Но сейчас многие вопросы она не могла уже решить самостоятельно. Разговор с Константином Семеновичем оставил глубокий след, и каждый раз, спотыкаясь об эти «но», она с каким-то новым для нее чувством думала о нем, пытаясь угадать его мнение. «Что это? Чисто женское свойство? — размышляла она. — Появился мужчина, и одновременно с ним появилось желание подчиниться, спрятаться за его спиной?»

Как будто они договорились обо всем, и на прощанье Константин Семенович сказал:

«Ирина Дементьевна, учебная работа полностью в вашем ведении. Мы выяснили, что никаких принципиальных расхождений, так сказать, методических, у нас нет. Остались лишь кое-какие вопросы, которые надо додумать до конца. Решайте сами. Если окажется, что я с чем-то не согласен, или появятся новые предложения, буду действовать только через вас. Я, конечно, не отказываюсь обсудить, посоветовать, если возникнут сомнения, но не забывайте и о других… об учителях. У нас есть предметные комиссии, будут педагогические совещания, и нам надо стараться, чтобы люди работали не для графика, не формально, а на совесть. Развяжите руки учителям, не сковывайте их инициативу. Поверьте мне, что в большинстве это творческие люди… Могут быть творческими. И честное слово, так работать с людьми приятней, легче и интересней».

Странно было слышать такие мысли… Она и сама много раз думала об этом, когда была еще совсем молодой, когда училась в институте.