Новый дом с сиреневыми ставнями

– Кобель ты засратый, вот ты кто! – загудел певческий Нинкин голос.

– Я очень виноват! – честно и покорно признал Олег.

– Гляди, я с серпом приеду! Сил хватит! – прогромыхала народная мстительница.

– Я знаю! Не надо, – попросил Олег.

«Как же девчонки тогда про серп забыли? Надо будет подсказать», – взяла Таня на заметку очередное орудие мести.

– Танька, переводи на тихую! – велела баб Нина. – Слушай меня. Митька мой тоже раз гульнул. Деда твой ненаглядный. Поняла, что я говорю? Ты одна слышишь? Кобель не слышит? Слушай внимательно.

– Ага, – сказала Таня. Ей отчего-то было весело-весело.

– Гулял, пока я не знала. Как узнала, больше не гулял, – понизив голос до шепота, поделилась Нинка сокровенной памятью сердца.

– Серпом? – заинтересованно спросила Таня.

– Ды что серпом! Только показала… Он сразу в ноги – бух! Гармонист кукуев… Потом расскажу. Не ржи сейчас при своем-то. Построже с ним. Страх должен быть. Не распускай! Отец-то у тебя… С сердцем… Был бы здоров… Ладно. Если что – Рахильку вызовем. Сладим. Другая сила поможет. Береги правнука. Лучше поздно, чем никогда. Пойду деда обрадую. Чтоб не скучал.

– Баб, я тебя люблю, – сказала Таня, забыв про свои недавние слезы.

– А уж я тебя, кровиночку мою ненаглядную, как люблю! Приезжайте со своим, мОзги-то ему повправляем сообща.

– Приедем, баб. Скоро приедем.

Олег радостно кивал рядом.

Не успела Таня положить трубку, раздался новый звонок.

– Ну, – загрохотала Рахиль, – и как это прикажешь понимать?

– Что, Бусенька?

– «Что, Бусенька», – передразнила Рахиль совсем не похожим на Танин писклявым голоском, – а то Бусенька, что ни звонка, ни гудка, ни письма.

– Ладно, Бусь. У меня новость, – начала Таня, глядя на Олега.

Тот запрыгал, умоляюще складывая руки на груди. Ага, испугался, что сейчас ему и с другой стороны привет навесят! Ладно, живи пока.

– Тем более! Новость – так говори, а не молчи две недели подряд! – приказала Буся.

– У меня будет ребеночек. Я беременна, – объявила Таня.

Ей снова почему-то захотелось плакать. Говоря о ребенке, она почувствовала его беззащитность. Сердце ее сжалось от предчувствия любви.

– Ну что ж! – весомо изрекла Рахиль. – Отличная новость! С новым гоем! Передай папаше: наконец-то. Он таки умудрился отстегнуть свои доспехи!

Рахилино громыханье отчетливо доносилось до Олега. Он заулыбался и крикнул в трубку:

– Спасибо!

– Тебе спасибо! – возгласила Рахиль. – Береги жену.

– Фима, ты знаешь нашу новость? Тайбочка беременна! У тебя будет правнук наконец-то! – прокричала она деду Серафиму.

У Тани зазвенело в ухе.

– Береги себя, деточка! – взволновалась внезапно Рахиль. – И никому не говори, чтоб не сглазили. Столько вокруг злых глаз!

– Никому не скажу, – пообещала Таня.

Уже перед самым сном Таня вспомнила, что от Даны было три письма. И что про третье она забыла.

Она скорее открыла почту, нашла среди целого столбца новых писем Данино:

«Танька! Ура! Я так и знала. Ты свободна от страхов. И теперь твое дело – просто ждать. Восемь месяцев ждать и радоваться. Это самое счастливое время, потом поймешь, о чем я. Привет мужу передавай. У вас с ним все теперь хорошо. И так и будет. Можешь мне верить. До встречи в Москве!»

– До встречи в Москве, – сказала Таня Дане.

А самым последним в череде непрочитанных писем было Олино: «Танечка, миленькая моя, как ты? Как вы? Я не хочу, не могу и не буду разделять вас, даже мысленно. Еще и потому, что «вы» раньше состояло из двух «я», а теперь из трех! Помни и думай о долгожданном будущем. Не выдержишь сейчас – и ребенок никогда не научится выдерживать. Будь ему примером. Все забудется, уйдет в опыт. А опыт – самая ценная добыча. Танюша, есть подлая поговорка: «Разбитую чашку не склеишь». Вранье. У нас разбилась старинная фарфоровая чашка. Отдали мастеру. Склеил так, что трещинку найти не можем. Что сейчас? Бережем ее пуще прежнего. Все можно склеить – было бы желание. Но можно и растоптать в пыль. И кому от этого легче? Чашке? Тому, кто растоптал от гневного бешенства? Только воспоминания черные и останутся. Перетерпи. И – жди. Время сейчас – твой главный друг. И я тоже. Я всегда с тобой. Ты можешь положиться на мою помощь и поддержку. Твоя верная Оля».

Она и сама знала, что ее дело сейчас – ждать. Не только появления ребенка. Ей надо было дождаться многого. Доверия мужу, например. Уважения к нему, тепла. Ей надо было дождаться исчезновения смертного ужаса, возникавшего от некоторых воспоминаний. Память – величайший дар человечеству. Без памяти мы бы не выжили. Но бывают переживания, которые просто нельзя постоянно помнить во всей их остроте и беспощадности. И тут нам помогает время, медленно, постепенно, надежно стирающее и укрывающее нашу боль. Все сгладилось, все прошло. Их ожидание нового помогало им идти вперед, не оглядываясь.

Эпилог

Самое лучшее время моей родины – начало лета. Свет повсюду, долгий летний свет. Все вокруг новое: листья, трава. Выводятся птенцы. Все живое тянется навстречу солнцу, дышит надеждой и радостью.

Что ждет нового маленького человека, появившегося на свет ранним июньским утром?