Новый Франц Фердинанд

Мы ехали в роскошном автомобиле, марку которого мне так и не удалось запомнить. Это все равно не имело значения, так как нас сопровождали две машины с проблесковыми маячками на крышах. По мере того, как за окном становилось темнее, синий свет от мигалок казался все более навязчивым и каким-то истеричным.

Сначала я отказывалась садиться в машину. После того, как я привела себя в порядок, мне пришлось взять с вешалки скромное черное платье и убедиться, что размер действительно совпадает с моим. Дождавшись, пока я выполню ее указания, моя новая знакомая проверила наручные часы, встала с места и, кивнув самой себе, открыла ключом дверь палаты.

– Что дальше? – сказала я. – Может быть, объясните, наконец, где я?

Хотелось забросать ее вопросами, они рвались наружу, и я боялась, что захлебнусь: информация в ту минуту была моим кислородом, и пробыв в неведении столько времени, я ощущала себя коматозником, который понятия не имеет, что за действительность его окружает.

– В закрытом медицинском учреждении. Здесь в экстренном порядке обслуживают очень важных пациентов. И, когда я говорю «очень важных», я не преувеличиваю.

В нормальной ситуации я бы оцепенела от здешней обстановки и почувствовала бы себя крайне неловко от того, как я выгляжу на фоне этой безупречной девушки. Ей было около тридцати, практически моя ровесница, но стук ее шпилек звучал как дробь к маршу самоуверенности. Я же была похожа на костлявую взъерошенную птицу, измученную дальним перелетом. Да, в нормальной ситуации я бы замялась и замолчала, смущенная своим неподобающим внешним видом, но теперь мне было не до мелочей. Мне хотелось драться, бежать, кричать, говорить все, что я думаю, и больше никогда, никогда не стесняться слов, выпущенных из моего рта.

Я высказалась довольно резко:

– Это я уже поняла. Вы можете отвечать на вопросы конкретно?!

На лице Марии дернулась скула, однако не было похоже, чтобы она разозлилась. Я догадалась, что за информацию придется платить недолгим ожиданием – «телеведущая» занервничала, словно готовилась к эмоциональной речи, и переживала, скорее, не за мою, а за собственную реакцию. Создавалось впечатление, что я для нее – задание, и если она не справится, то получит кнут вместо пряника.

– Ты не ела более суток. Пойдем в столовую, я попрошу подать ужин.

Какая к черту еда? Ужин? Она что, шутит?

– Нет. Сейчас. Отвечай сейчас же, кто ты.

Девушка провела рукой по волосам, посмотрела в пол, а затем произнесла тихим, но четким голосом, будто боялась меня спугнуть.

– Твой муж погиб два дня назад. Он выполнял ответственное задание и умер как герой.

Мы стояли посреди ярко освещенного коридора, в конце которого изредка мелькали люди в халатах врачей. По моим щекам мгновенно хлынули горячие слезы. Я до сих пор не хотела верить в происходящее и старалась смотреть ей в лицо, чтобы уловить какую-то фальшь, распознать вранье, найти брешь в ее голосе.

– Позже тебе подробно расскажут о том, как именно это случилось. Самое главное в том, что он стал первым для нас с начала операции. Он – первая потеря, и при этом он даже не был военным, – она сделала короткую паузу и, наконец, подняла глаза на меня. – Это не было несчастным случаем. Его убили.

Задыхаясь, я упала на колени. Мое лицо исказила уродливая вспышка жалости к Филиппу, бессилия и ненависти. Ярости ко всему живому: ко всем, кто дышал, ел, спал и не ведал о том, что мир потерял его. Я еще не знала, кто был виноват в его смерти, но ненависть уже разлилась внутри меня, словно мазутное пятно на воде, и вызывала физическую боль в легких. Мне хотелось ломать стены, крушить вещи и бить стекло, и, в то же время, мое тело вновь и вновь охватывала апатия. Что-то прижимало голову к земле – упав на пол, я будто надеялась найти в своих руках еще теплое тело и в последний раз дотронуться до его плеча.

Мария опустилась рядом и обняла меня – поначалу неуверенно, а после с силой. Я почувствовала, как ее ногти впились в мою кожу. Это отрезвляло. Боль была неумышленной, она не осознавала, как много сил вкладывает в эти объятия. Показалось, что ей передалась моя скорбь, и теперь она пытается избавиться от нее. Так оно и было.

– Боевики?.. – спросила я шепотом, когда мой рот перестал бесконтрольно дергаться.

Темноволосая девушка не моргала. Ее взгляд был направлен на мое лицо, но смотрела она вглубь себя, как пластиковая кукла.

– Нет. Турецкие дезертиры. Он был уверен, что они его сопровождающие.

Значит, его обманули. Подло, коварно, исподтишка. Он и не догадывался, что его встречают чужие, встречают в последний раз. Почему он ничего не заподозрил? Почему он не почувствовал подвох, он бы их сразу раскусил, ведь он же невероятно наблюдательный! Был… Нет, он наверняка все понял, но было уже поздно. Он оказался в западне, просто не стал бежать. Она сказала «герой»… Я в этом уверена.

– Вам нужна помощь?

Мы все еще сидели на полу этой правительственной больницы, и, конечно же, на нас обратили внимание. Было видно, что седой мужчина в халате куда-то торопится, но пройти мимо женщины в слезах он не мог.