Новый Франц Фердинанд

– Нет, все в порядке, мы с Яной Владимировной уже уходим, – сказала «ведущая».

– Так кто ты такая? – сказала я глухим из-за забитого носа голосом.

На этот раз она не стала увиливать от ответа:

– Меня зовут Мария Вевер, я правая рука официального представителя Кремля. Ну, одна из его правых рук.

Я поднялась на ноги, и к голове устремились потоки крови. Кремль? Ко мне приставили помощницу Решетковского? И она даже успела выучить мое отчество.

– Что им от меня нужно?

«Им». А кто, собственно, были эти «они»? Она ведь и сама одна из… рати. Как будто расскажет… Да кому я вообще могла зачем-то понадобиться, а? Нет, могла. Наверняка теперь заставят меня молчать о Филиппе, обо всем, что я знала. Да это и так сущие крохи информации! Для них не имеет значения. Будут следить, чтобы не распространялась, не отвечала на вопросы прессы. «Подпишите вот здесь, что вы не станете уезжать из страны в течение следующих пяти лет». Вон, как быстро меня подвязали в свою больничку. И вещи забрали, даже с родителями не связалась.

Господи… отец Филиппа! Я должна была с ним поговорить. Он наверняка узнал обо всем раньше меня. А что, если с ним что-то случилось? Что, если у него плохо с сердцем? Может быть, он сейчас тоже в одной из местных палат? Пытается прийти в себя, а с ним разговаривает какая-нибудь левая рука пресс-секретаря президента России.

– Нам пришлось вмешаться, чтобы тебя раньше времени не растерзали СМИ. Из-за потери сознания тебя доставили в одну из городских больниц. Через несколько часов у входа в здание толпились десятки камер: кто-то из медработников связал данные в твоем паспорте с последними новостями и позвонил приятелям-журналистам. Надо признать, что ситуация и правда вышла драматичной – только ленивый не опубликовал кадры с камеры наблюдения, на которых ты падаешь в супермаркете.

Я промолчала, ощущая, как руки покрылись гусиной кожей. Значит, вся страна в курсе моего горя. Теперь станет еще хуже, хотя, казалось бы, хуже некуда.

– Убийство Андрон… – Вевер запнулась на фамилии Филиппа и, бросив взгляд на мое покрасневшее лицо, сделала интонацию мягче, – твоего мужа… окажет значительное влияние на ход операции. Поэтому для администрации было крайне важно, чтобы исходящая информация о нем была под контролем. Ты ведь не хочешь, чтобы его имя очернили? Чтобы его гибель использовали против нашей страны?

– Каким образом кто-то может использовать его гибель против нас?! – воскликнула я, растирая опухшие глаза.

Девушка вздохнула:

– Одно неверное движение и западная пресса представит его как шпиона, связавшегося с членами группировки, которая планирует совершить в Турции переворот. Напишут, что его прикончили его же информаторы, а про настоящих убийц никто так и не узнает.

Брюнетка зашагала в конец коридора, и я отправилась вслед за ней. В очередной раз она посмотрела на свое левое запястье, оценивая положение стрелок на дорогих черных часах, и продолжила говорить:

– В интересах турецкого правительства было бы замять эту ситуацию и договориться с нами по-хорошему… но пока они не идут на контакт и более того – отрицают, что к этому причастны люди в военной форме. Нам дали понять, что Турция будет продвигать свою картину инцидента, а приятели по альянсу ей в этом только помогут.

Происходящее не укладывалось в голове. Всего сутки назад я была вполне довольна жизнью, раздумывала о том, чтобы завести пушистую собаку на крохотных ножках и купить новый линолеум, теперь же я стала вдовой и оказалась в центре международных политических интриг.

И незнакомая женщина называет смерть Филиппа «инцидентом».

Это все кошмарный сон.

Нужно проснуться.

Ну же, Яна, проснись, проснись, проснись!

Я сжала кулаки, вызывая боль в ладонях, но перед глазами все так же мелькали желтые огни коридорных бра и полированные двери лифта.

– Значит, теперь я под колпаком? А что, если я скажу что-то лишнее? – мне показалось, что для этого вопроса наступил самый подходящий момент.

– О нет, не переживай насчет этого. Лишнего ты не скажешь, – добавила Мария на выходе из здания.

Было ли это угрозой или ободрением – я так и не поняла. Голос моей спутницы слова превратился в трафаретную речь диктора, и сколько бы я не пыталась, я не могла уловить в нем какие-нибудь искренние эмоции.

На улице моросило. Сделав несколько шагов по мокрому тротуару, я растерялась: пришло осознание, что я осталась без сумки с паспортом, телефоном и кошельком. В этот момент каблуки Марии отбарабанили очередную мелодию, и я увидела, что она ожидает меня у машины с открытой дверью.

– А где мои вещи? Мне нужно как-то добраться домой.

– Вещи тебе отдадут чуть позже. Домой… Боюсь, что прямо сейчас ты не сможешь этого сделать, – жестом руки она показала, чтобы я садилась в авто. – Вообще-то, с тобой должен был встретиться профессиональный психолог, но раз уж так вышло… Мы едем в аэропорт, Яна.

4 глава

*Семь лет назад*