Новый год плюс Бесконечность

— Очень прошу меня извинить, — начал он. — Понимаю, не следовало так задерживаться. Но было совершенно необходимо кое-кого повидать и к тому же — оставить поздравительную рождественскую записку моему Названому Брату.

В качестве доказательства старик вынул из кармана алой шубы маленький карандаш льдистого, серебряного цвета, предъявил его своему покуда молчаливому компаньону и криво, совсем неуверенно улыбнулся.

Эльф кивнул, минуя взглядом карандаш. Потом почесал переносицу пальцем мягкой кожаной рукавички и сказал, против всех ожиданий, очень спокойно:

— Тебе не следовало так задерживаться, Клаус. Ты прекрасно знаешь, что Рождественская Ночь уже началась, и мы сегодня поработали, как следует.

Старик кивнул, совсем как давеча Рудольф, горячо подтверждая: да уж, это точно, все мы потрудились нынче на славу…

Олень покосился на него, тихо всхрапнул и тряхнул бородатой головой, увенчанной великолепной короной широких и раскидистых рогов. При этом бубенчики упряжи весело зазвенели, — случайному прохожему вполне могло бы показаться, что это ненароком зазвенела сама тишина. Или же снег, густо падавший с небес легким пухом, как и полагается в такую ночь.

— Но ты, по-видимому, забываешь, — продолжал эльф, — что с завтрашнего дня нам предстоит гораздо более трудная и серьезная работа, чем в минувшую неделю. И, кроме того, ты прекрасно знаешь, что весь предстоящий год нам тоже нужно будет хорошо потрудиться, чтобы к следующему Рождеству быть во всеоружии.

На последнем слове эльф на миг запнулся, поскольку не след было в такую ночь говорить о насилии. Пусть даже и в самых переносных смыслах. Но старик, чувствуя себя виноватым, не стал делать своему спутнику замечаний. Ведь распекали-то его!

— Поэтому я тебя очень прошу, Клаус, — медленно и раздельно проговорил эльф. — Мы все тебя очень просим, — слегка нажал он.

Мягкий перестук копыт и мелодичный звон бубенчиков был ему ответом. Эльф почтительно наклонил голову.

— Благодарю, Рудольф, и вас, северный народ. Поэтому мы все тебя очень просим, Клаус…

Эльф набрал побольше воздуха, и старик невольно вжал голову в плечи, ожидая, как оглушительно и страшно заорет сейчас его нервный и раздосадованный спутник. Олени тоже на миг прекратили жевать свою жвачку и заинтересованно глядели на разгневанного возницу. Надо сказать, что жвачку они жевали не оттого, что были американскими северными оленями, а просто потому, что олени всегда и постоянно норовят это делать. К тому же оленья жвачка — совсем не то, что человеческая. Человек, даже настоящий, самый что ни на есть стопроцентный американец, не стал бы ее жевать ни за что на свете. Пожалуй, ее бы вообще не стал жевать никто, кроме северных оленей. А вот оленям она почему-то нравится. Видимо, такой уж у них суровый северный характер.

Тем временем эльф уже набрал вполне подходящее количество воздуха, основательно раздувшись при этом. Но, неожиданно задержав дыхание, он пристально оглядел старика с ног до головы. В течение этого придирчивого осмотра эльф понемногу выпускал воздух обратно; точнее, воздух сам искал для себя выходы и находил их весьма успешно. Наконец эльф возвратился в свои прежние объемы и назидательно подытожил:

— Поэтому мы все очень просим тебя, Клаус. Поскорее полезай в сани, и чтобы мы больше нигде и ни за чем не задерживались. Нигде и ни за чем. Идет?

— Идет, — кротко, с явным облегчением пробормотал старик и полез в теплую, комфортную полость саней. Эльф же позволил себе постоять еще немного. Он глядел на освещенные окна дома, возле которого они сегодня потеряли так много важного и драгоценного времени, и озадаченно размышлял.

Все ли я сказал из того, что намеревался, спрашивал себя эльф. И сам же себе отвечал: нет, явно не все. То есть совершенно не все. Абсолютно! Но скажи я ему все, тут же поправил себя эльф, что бы это изменило? Совершенно ничего! Тогда какой во всем этом был бы смысл?

Пожалуй, об этом стоить подумать дорогой, подытожил собственные рассуждения возница. Да, определенно, позже об этом подумаем обстоятельнее.

Эльф залез в сани и взялся за вожжи. Старик предупредительно подвинулся, хотя в том и не было особой нужды. При этом неловко ухватился за край саней, качнулся, и те слегка наклонились.

Пустой мешок неожиданно ожил и шаловливо скользнул в сторону. Старик торопливо потянулся и ловко ухватил его. Оглянувшись и убедившись, что во вверенных ему санях теперь все в порядке, эльф тряхнул вожжами. Олени дружно переступили ногами и рванули вперед. Но в тот же миг случилось одно маленькое и несущественное происшествие: из складок пустого мешка выпал в снег тонкий серебряный стерженек. Это был тот самый карандаш, который старик столь неудачно устроил у себя на коленях вместо того, чтобы сунуть в карман. Поэтому никто, включая и хозяина, не заметил пропажи.

Хорошо разогнавшись, олени, ведомые Рудольфом, разом подпрыгнули, и волшебные сани взвились в небо. Спустя несколько минут они исчезли за облаками.