Новый год плюс Бесконечность

Арунас издал в своей нише тихий смешок. А старуха прошагала мимо разом напрягшегося Пятраса и тяжело опустилась на сундук, что возвышался в углу. Ведьма не сняла платка, но Вадим, несмотря на полутьму, отчетливо увидел выбившуюся жиденькую прядь. Может быть, оттого, что она была совершенно белой.

— Так что, ты и впрямь явилась защищать девку? — с сомнением сказал Вадим. Беата промолчала. Вопрос повис в воздухе. — А скажи на милость, зачем тебе понадобились ее зубы? — не унимался дознаватель. — Разве ты не знаешь, что колдовство запрещено королевскими законами?

— Разве королевский закон защитил кого-то от оборотня? — последовал суровый ответ. — Для Марыси сейчас я — ее единственная надежда. Надежда на спасение души, — покачала головой ведьма.

— Раз мы здесь, значит, она, прежде всего, под защитой закона, — твердо сказал Вадим.

— А что об этом думает оборотень? О зубах, о колдовстве? — саркастически спросил Арунас, выходя из своего укрытия.

— Хочешь знать? — медленно подняла на него глаза ведьма. — Думаю, он пока тоже об этом не знает. Или просто не осознает. Потому как сейчас у него на уме только кровь.

— Угу, — хмыкнул Арунас.

— Но потом, рано или поздно, ему придется вспомнить и о любви, — вздохнула старуха.

— О чем, о чем? — изумился Арунас. — О какой любви ты тут талдычишь, ведьма?

— О той, что однажды заставит его вонзить зубы в твою шею, мальчик, — указала на него пальцем Беата. Жест был столь прямолинеен, что Арунас ненароком отшатнулся и осенил себя размашистым крестным знамением. — Поэтому хватит болтать, — оборвала разговор Беата. — Пусть девчонка вылезет из этой берлоги, что вы тут устроили, подойдет ко мне и сядет подле. А вам всем лучше бы отойти подальше. Можете оттуда и впредь следить за мною, коли такая охота.

Под грудой одеял что-то отчаянно пискнуло. Вадим предостерегающе поднял руку.

— Ладно. Мы сделаем вот как. Пусть девчонка вылезет. Но пока она будет оставаться позади меня. Тебе достаточно видеть ее лицо для совершения твоих обрядов?

Некоторое время старуха и дознаватель смотрели друг другу в глаза, точно норовя пересилить друг друга силою одного лишь взгляда.

— Ладно. Хватит и глаз покуда, — вздохнула Беата. — И, коли так, начнем, пожалуй.

Она сняла с плеч котомку и неторопливо принялась развязывать. За спиною ведьмы стоял наготове Арунас и чуть поодаль, возле дверей — Пятрас. Напротив сидел Вадим, а за ним примостилась Марыся, зябко кутаясь в одеяло. Ведьма на миг перестала возиться с узлами и подняла на девушку строгие, внимательные глаза.

— Мерзнешь? — сурово спросила она девицу. Та от неожиданности коротко икнула и, зябко поведя плечами, часто закивала. — Это хорошо, — почему-то сказала ведьма. — Сейчас я дам тебе питье, и сразу полегчает.

Но вместо ожидаемых дознавателями бутылочек, склянок или пузырьков Беата первым делом вынула из мешка маленькую тряпицу. Та была черного цвета, обычная домоткань, и на первый взгляд могла показаться либо случайным лоскутом, либо узелком, завязанным на память. Во всяком случае, ничего примечательного в тряпице не было, покуда старуха ее не развернула. Помимо своей воли Вадим вытянул шею, чтобы разглядеть эту часть ведовского арсенала. Ему показалось, что в тряпице лежит кучка золы, а в ней — пара крохотных угольков.

Тем временем, глядя на приготовления старухи Беаты, каждый из дознавателей думал о разном.

Арунас — о том, как бы не упустить ни одного движения ведьмы на случай, если та вдруг встанет на дыбы и начнет всех полосовать внезапно выросшими когтями.

Вадим — о странных словах ведьмы насчет оборотня, крови и любви. Он никогда прежде не видел оборотней, частенько встречался с кровью, но почему-то страшился теперь именно того, с какой интонацией сказала старуха о любви. И как она посмотрела в этот миг на него, Вадима. Точно знала о нем нечто, самому дознавателю неизвестное, тайное, скрытое ото всех, кроме опытного ведьминого глаза.

Пятрас же думал о трех тихих словах, что шепнула старуха Беата, проходя мимо него в глубь часовни. Их не сумел бы расслышать никто из защитников девушки, потому что адресованы они были почему-то только и исключительно дознавателю Пятрасу Цвилинге. И о них стоило очень серьезно подумать, об этих трех словах, потому что они были таковы:

Никого не выпускай отсюда!

И теперь дознавателю казалось, что ведьма ни с того ни с сего вдруг решила доверить ему, Пятрасу, какую-то свою сокровенную тайну. И тем самым сделала его сообщником, помощником или, может, напротив — спасителем всех, от которого зависела и ее собственная, ведьмина, жизнь.