Новый год по новому стилю

       Она облизала губы и бросила себе в пустую чашку чайный пакетик. Мой уже давно превратился в чифир.

       — Лиза, я ни о чем не хочу просить. Мне стыдно просить, — более твердо добавила Елена, наливая в чашку кипяток. — Я не хочу лезть в вашу семью. Но если это возможно, попытайся по-женски помирить его с отцом. Ну хоть чуть-чуть. Гришка добрый. Он любит отца. Он просто не умеет первым просить прощения. И Антон не умеет. Но ему шестьдесят, а Гришке тридцать. Ну кто-то должен быть умнее. Ну сколько можно кричать «сам дурак!» Ведь родные люди. Других нет. Другим мы не нужны. Мы вообще никому не нужны. Но если еще и внутри семьи грызться. Причем, было бы из-за чего… Прошлое не изменить. Так давай мы еще и будущее кувалдой раздолбаем! Разве так можно…

       Она вдруг бросила чашку, не донеся до рта, и закрыла дрожащими ладонями глаза. Я вскочила со стула, к которому, думала, приклеилась суперклеем. Елена не противилась, уткнулась мне в плечо, но поплакать ей не дало появление виновника слез.

       — Это еще что такое? — Гриша спрашивал у меня, потому что только я подняла голову. — По кому плачем?

       — По прошлому году, — отстранилась от меня Елена почти что с сухими глазами.

       — А что по прошлому-то плакать? Надо за новый пить. Вы, гляжу, уже начали… А мне даже не предлагаете?

       — Вам с отцом — виски. Королевский. Надо его приговорить… к распитию.

       Она смеялась, поджав губы, но быстро отвернулась к плите, на которой закрытая в латке стояла, видимо, сухая утка.

       — Руки мыть и за стол.

       — Мыть нечем. Горячая вода дефицит. У вас водогрей погас. Еще утром, похоже… Я за спичками каминными пришел. Выдай.

       Елена протянула Грише большой коробок.

       — Заодно сауну включи.

       — Кому?

       — А ты догадайся…

       — А что, кто-то простужен? Я, что ли? — все хлопал он глазами. — Я про горло пошутил. Я могу для тебя сыграть.

       — Да, Гриша… — тяжело выдохнула Елена и постучала по его лохматой голове. — Ты не поумнел. Я зря надеялась…

       — Слушай, можно без намеков? Я тупой и никогда это не скрывал. У меня и справка от врача есть о сотрясении мозга…

       Он улыбался — и я не сводила с него глаз. Нет, зубы все на месте, на своем, пусть и не настоящие, но Гриша настоящий и теперь еще более чем…

       — Для вас с Лизой сауна. Я уложу Любу вместе с мальчишками. Может, ты, конечно, хочешь весь вечер просидеть с отцом? Я не знаю…

       — Нет, я лучше в баню…

       — Дошло наконец, жираф ты мой ненаглядный.

       И она вдруг притянула Гришу к себе, и он не сопротивлялся и не обнял, а сам прижался к пышной груди мачехи. И я вдруг представила его напуганным двенадцатилетним мальчиком, вырванным из дедовской семьи. Наверное, были моменты, когда он вот так же прижимался к Елене Владимировне… Но молодая мачеха не сумела удержать его в своих объятиях.

Глава 6.8 "Принцип “Дурак-сам-дурак” в действии"

       Обед или уже почти ужин — за стол мы сели в пятом часу, хотя позвали всех еще в половину четвертого — прошел в чопорной английской атмосфере: вежливость и ничего, кроме вежливости, и я бы не удивилась, заговори мальчишки по-английски, но они в основном молчали, только изредка поглядывали в мою сторону. Туда же косился и хозяин дачи.

       — Кто со мной играть в пинг-понг? — Гриша подорвался из-за стола первым.

       Слова старшего брата подействовали на мальчишек командой «марш», и они лишь чудом не перевернули английский фарфор.

       — Назад! — так орут обычно сорвавшимся с цепи… собакам. Но иначе бы мать не услышал никто. — Каждый тарелку в зубы и на кухню. У нас нет тут прислуги!

       А там есть? То есть в городе? Или ограничиваются приходящей уборщицей?

       Да какое мне дело… Вот никакого! В доме нет стерильной чистоты. К счастью, хоть один пунктик тут отсутствует. Это только в кухне пол блестел. Наверное, его заляпали во время готовки.

       — Ты все?

       Я не успела даже ответить, так ловко большой мальчик забрал у меня из-под носа тарелку, а следом и у Любы.

       — Тогда и мою захвати, раз такой заботливый, — и Елена тоже протянула Грише пустую тарелку.

       Отец тут же ушёл в кухню со своей. Сказал ли он что-то старшему сыну или нет, мы не слышали. Виски не пили, трубку мира не раскуривали — наверное, берегли на вечер. Как и ссору, очередную, хотя я очень надеялась, что на этот раз меня пронесёт…

       После обеда мне дали передышку, разрешив остаться в комнате с замком. Кто в этом доме дракон? Кажется, тут все семейство взрывоопасное.

       — Лиза, Люба ест запеканку или мне сырники сделать?

       Видимо, Елена Владимировна, как и я, спасала творог. Говорить, что мы его уже ели с утра, невежливо.

       — Лучше запеканку.

       Не надо напрягать хозяйку еще больше. Да и Люба не скажет, что сырники были с утра. С утра ещё были улыбки, а здесь — вымученное праздничное настроение, хотя снизу все же доносились радостные вопли мальчишек: Лешка с Пашкой приезд старшего брата приняли на ура. Я глушила непроизвольную обиду на свое заточение мыслью, что сиди Гриша подле меня, это явно вылилось бы в недовольство со стороны хозяина дома. А сейчас у него не было возможности поругаться со старшим сыном, потому что того взяли в плен младшие сыновья.