Новый год - пора сражений (СИ)

Далее пришёл черёд оставшихся следаков, успевших разве что понять, что мирная новогодняя пьянка для них отменяется. На этот раз и навсегда.

А покончив со следствием (в буквальном смысле слова), он подхватил с пола мешок, в котором звякнуло что-то металлическое, и вышел в коридор.

Его, вазда 4-го эскама 396-го урта Северной группы армий Винтхерлунда Дэнза Антшенна, ждали великие дела.

А для начала — зачистка РОВД.

После этого можно будет использовать то, что находится в мешке.

Там были явно не новогодние подарки. Вернее, подарки — но для винтхерлундских сил.

Однако до последних ещё надо было добраться. А в данный момент — сделать то, что от него требовалось, и выйти наружу из здания, так доставшего Антшенна за годы работы под прикрытием.

* * *

00:03.

…Начальник полиции общественной безопасности ОВД «Мневники» Пётр Морозевич выпивал вместе с парой оперов (остальные праздновали по домам, в том числе и начальник службы криминальной полиции, которому они подчинялись; от следователей они отличались ещё и тем, что на погонах у них были красные полоски, а не синие), когда где-то в отделе раздались ужасные крики.

Сначала один… резко оборвавшийся… затем ещё. И ещё. А следом — тишина.

— Это что, в допросной? — полюбопытствовал Морозевич, остановив подносимую ко рту руку со стопкой водки. — Я и не знал, что кого-то к нам в такое время привезли…

— Да нет, — ответил один из оперуполномоченных, обеспокоенно вскакивая со стула. — Кажется, это в следствии.

— Пойдём проверим, — сказал другой, и оба, на всякий случай достав пистолеты и передёрнув затворы, вышли в коридор.

А Морозевич выпил-таки свою водку и вслед за операми пошёл к двери. Пистолет он оставил в ящике стола.

И вскоре горько пожалел об этом.

Выйдя из кабинета, оперуполномоченные увидели идущего им навстречу Антошина в шубе и шапке Деда Мороза, с мешком за спиной и посохом в руке.

— Эй, ты не знаешь, почему там кричали? — спросил один из оперов, в то время как другой, обойдя капитана юстиции в новогоднем костюме, по стеночке подбирался к кабинету следствия, откуда сейчас не доносилось ни звука, со «стволом» в руках, направленным в потолок.

— Нет, не знаю, — ответил Антошин первому оперу, обернулся, поднял «посох» и выстрелил лазером во второго (пронзённый светом насквозь, тот издал горлом странный звук и стал сползать вниз по стене, пачкая её кровью).

Ещё не отпустив кнопку стрельбы на «посохе», тот, кого все считали капитаном Антошиным, повернулся головой и торсом к первому оперу, только начавшему поднимать пистолет, ногой выбил у него оружие, а когда повернулся полностью, выстрелил ему в грудь.

Опер крякнул и повалился на спину, при этом ударившись головой о пол.

Вазд Дэнз Антшенн переступил через него и тут заметил выглянувшего из своего кабинета начальника ПОБ, у которого от вида того, что произошло, лицо побелело чуть не до оттенка шпаклёвки. Злобно оскалился, подумал: «Как же вас здесь много!..» — далее, почти не целясь, пальнул в Морозевича и устремился по коридору к дежурной части, волоча за собой мешок, в котором что-то металлически звякало.

На упавшего майора полиции он даже не взглянул.

И тем самым допустил большую ошибку.

Когда лазерный луч коснулся тела начальника ПОБ, тот подумал: «Вот и всё. Конец…»

Когда Морозевич, потеряв равновесие, упал на пол (к счастью, не ударившись затылком, в отличие от одного из оперов), к нему пришло чёткое осознание того, что это последнее, что происходит в его жизни. «Обидно погибать вот так — при таких странных обстоятельствах, да ещё и в новогоднюю ночь…» — подумал в этот миг майор полиции, морально приготовившись к отделению души от тела (или чему-нибудь в таком роде).

Прошло две, три, пять секунд. Ничего сверхъестественного. Только острая боль на левом краю груди.

«Если я не умер, значит, он попал не в сердце», — подумал Морозевич и стиснул зубы, превозмогая боль, на которую лишь сейчас обратил внимание. Из его горла вырвался сдавленный хрип — хорошо, что тихий, иначе Антошин вернулся бы и прикончил его.

«Куда это меня?..» — Морозевич приподнял левую руку, едва не взвыл от боли и посмотрел туда, куда его ранили.

Луч, похоже, прошёл почти что по касательной, — правда, порвав китель (в районе подмышки: как бок, так и рукав), рубашку, кожу, два-три миллиметра мышц и, возможно, слегка задев кость. Но рана смертельной не была, да и кровь текла вяло: артерии повреждены не были.

«Значит, я выживу, — подумал Морозевич, приподнявшись на локте правой, неповреждённой руки. — Но смогу ли я остановить этого психа?.. Эх, зачем я только «ствол» оставил в столе?..»

Тут он вспомнил звонок Дьяченко. Тот говорил вроде, что могут поступать странные звонки и поэтому надо сохранять бдительность…

«А не связано ли это с?..» — пришла мысль. А следом — какое-то неосознанное озарение, как будто в голове сложился трудный пазл; Морозевич вдруг осознал, что протрезвел.

О том, что сказал ему полковник два с половиной часа назад, майор забыл за употреблением спиртосодержащих веществ. Забыл сам и не сказал остальным. Ох, зря…