Новый год в октябре

«Заткнись, – сказал Второй. – И не усложняй убогую свою простоту. – Ты – уголовник, негодяй… и какие у тебя претензии на высокие материи? Хе, истину он ищет бессознательно! Не истину ищешь, а с жиру бесишься. О, глянь – оса о стекло бьется. И упорно, в одну точку. А взлети чуть выше – там, где окно приоткрыто, – и на свободе! Так нет же, не взлетит, будет долбиться, пока не расшибется, тварь неразумная. Опусти стеклышко, пусть вылетит…»

Прошин чуть опустил стекло, но полосатая черно–желтая шишечка, извиваясь, переместилась ровно на столько же ниже, продолжая нещадно жалить коварную преграду.

«Так и ты, – усмехнулся Второй. – Бьешься, а все без толку. А истина в виде открытого окошечка – рядом! И истину эту, то бишь смысл жизни своей, ты, хе, бессознательно уже откопал, мил друг. Просто дура ты и того не знаешь, что разный у всех аргумент и смысл разный. И только в сути своей он един, потому как смысл – это вечное удовлетворение неудовлетворенного. И ты нашел его. Он – игра».

«Но ведь шулерская игра, – шепнул Прошин. – Шулерская!»

«Ага, – сказал Второй, – а тебе, значит, другую надо. Чтоб все порядочно. Тяга у него, хе, к порядочности… Как там у Гете по этому поводу? Перевираю по памяти: «Я – часть той силы, что стремится к благу, и вечно совершает зло». Дура. Я же говорю: дура! Не шулерских игр нет, сударь. Все они шулерские, ибо один надувает другого и кто–то всегда недоволен. И потому слушай мудрость мою и занеси ее не скрижали ума твоего и сердца. Не быть тебе иным, а коли негодяй, то и будь им, и не мучь себя, и не смеши меня своими метаниями. Тебе вообще–то что надо? Насчет истин и прочего мною разъяснено. Дальше дело обстоит просто: докторская в кармане, загранпаспорт тоже скоро там будет, так что осталось жрать и пить сладко, с красивыми бабами развлекаться, играть понемногу…. Ну и все. А как помирать черед подскочит – тоже никаких проблем, хотя тут уж предстоит тебе, Лешенька, игра так игра!…»

Второй кончил говорить и пропал, оставив после себя горький осадок безысходности.

Дорога бежала под колеса автомобиля. Желтые факелы лиственниц вспыхивали в окне и, проносясь мимо, угасали вдали за спиной. Над вершинами хмурых елей мутнело небо, готовясь обрушить на землю дождь.

И этот дождь пошел– первый осенний дождь, и тяжелые капли его защелкали по лобовому стеклу, по шоссе…

Ногтем Прошин выбросил осу из машины и прибавил скорость.