– О, – сказал Прошин. – В чем и дело. Это подход к проблеме. А хитрым приборам место в разряде подспорья, потому как основную задачу онкологии – вернуть клетку в здоровое состояние или безболезненно уничтожить ее – я правильно представляю ваш идеал? – они не решат. Вывод: надо искать лекарство, а не уповать на транзисторы. Кстати, как мы оформим наши отношения?
– Договор.. о научном содружестве, что ли? – Соловьев бессмысленно заламывал палец за палец. – По–моему, так. Временно мы не оплачиваем ваши труды. Нет фондов. Но как только их выделят… Минуту, – он потянулся к грязно–белому телефону. – Я все разузнаю…
– Не утруждайтесь, – сказал Прошин, мучимый желанием скорее выбраться из этих стен. – С официозами я разберусь сам. Научен, умею. Лучше подскажите, где мне найти Татьяну Русинову.
– Таню? Вы знакомы?
– Это жена моего школьного приятеля…
– Серьезно? Надо же, как… бывает. Отделение общей онкологии, третий этаж. Только наденьте халат и колпак. Впрочем, я провожу…
– Не надо. – Прошин брезгливо принял протянутую ему экипировку. – А все же, – заметил он, застегивая халат, – природа мудра. Болезни отсеивают слабых, совершенствуя будущие поколения.
– Видите ли… – донесся ответ, – у меня от рака умерла мать. Мне… вдаваться в дальнейшие пояснения?
– Простите, – смутился Прошин, – Я имел в виду чисто философскую…
– Третий этаж, – устало морщась, сказал Соловьев.
Только очутившись в коридоре, Прошин понял, что так удручающе на него действовало: в подвальном кабинете Соловьева не было окон.
Прошин стукнул в дверь и, не дожидаясь ответа, потянул ее на себя. Таня даже не обернулась, занятая разглядыванием на свет предметного стеклышка с какой–то фиолетовой кляксой. Здесь, в казенной обстановке, одетая в белый халат, она показалась Прошину чужой, недоступной, и мысль о том, что он близок с этой женщиной, вселила чувство неловкости и желание, скорее затворив дверь, уйти, но уходить была поздно: она уже смотрела на него, и недоумение в ее глазах соперничало с радостью.
– Ты как… здесь?
– Что значит «как»? – изображая ответный восторг, спросил он. – Я на работе… поскольку командирован к некоему Соловьеву.
– Понятно. Как в Индии? – Она сдернула с головы колпак, вытащила заколку, рассыпав по плечам тугие черные пряди волос, и сразу стала той, прежней Таней – знакомой, близкой, но первое чувство отчуждения и скованности осталось и, подавив непринужденность, заставляло теперь вести тягостную игру в приветливую разговорчивость.