Новый год в октябре

– В Индии? – Он пожал плечами, не зная, как бы скупее и точнее выразить пестроту одна за другой вспыхивающих в памяти картин. – Нормально… Бусы тебе привез. Из аметиста.

Скованность нарастала. Главные темы исчерпались, и сейчас предстояло найти другой пунктик беседы, причем найти срочно, иначе, оборвав якоря, всплывет утопленницей прискорбная истина: если любовникам не о чем говорить, значит… И тут он понял, что настроение обремененности, охватившее его в первые минуты, не было случайным, что зря он зашел сюда, как и вообще зря когда–то связал себя с этой женщиной, ставшей сродни неотвязной, дурной привычке, бросить которую столь же необходимо, сколь и трудно. Никогда ему не было по–настоящему легко и хорошо с ней, да и как могло быть такое, если между ними стоял его друг – ее муж; и оттого чувствовал себя Прошин подонком, воришкой, тем более знал, что не страсть и даже не увлечение стянуло их путаным, мертвым узлом, а ее слепая попытка освободиться от привычки нелюбимого мужа и его довольно несложный расчет в обзаведении удобной любовницей без надежд и претензий.

Пауза становилась невыносимой, до горечи смешной, трясина ее готова была сомкнуться над их головами, и глаза Тани, поначалу блестевшие радостью, скучнели в досаде, что, кольнув самолюбие Прошина, ослабило в тот же миг и обруч дурацкого онемения.

– А как Андрей? – спросил он, устало потерев пальцами веки.

– Сегодня в командировку. Во Францию. Вы с ним везучие в смысле заграниц.

– Может… я приеду?.. – спросил он, принимая отсутствующий вид.

Так было всякий раз: договариваясь о свидании, он невольно робел, не веря в ее согласие, и потому спрашивал неопределенно, вскользь, с некоторым даже внутренним страхом, готовый в любой момент отшутиться…

– Заезжай, – безразлично кивнула она, и, ощутив в ее состоянии нечто схожее со своим, Прошин, желая сгладить неловкость, мягко привлек ее и с той же затаенной опаской коснулся губами щеки.

«А девочка стареет… Морщины».

– В двенадцать… – уточнил он, тут же прикинув, что потом по телефону, на расстоянии, можно легко от встречи и уклониться…

Кажется, все… Ан нет; надо опять найти два–три заключительных слова, но слов нет, и снова – липкая двусмысленная пауза.

– Я страшно тороплюсь, – пробормотал он. – Проводи к Соловьеву, а то в ваших казематах заблудишься – не доаукаешься.

– Через дорогу строится наш новый центр, – сказала она. – Вот уж там будут казематы и переходы – в них только на электромобиле передвигаться.