Новый год в октябре.

– А у меня беда. - Прошин обнял его за плечи. - Автотрагедия. Тюкнулся. Крыло и фонарь. Ага! Он порылся в ящиках стола и извлек запыленную бутылку виски. - Держи. Доставлено из древней Индии. Жидкость вполне приемлимая.

– Значит, фонарь… - Зиновий поскреб подбородок коричневым ногтем.- Но за сегодня я ее навряд ли… И без того ЗИЛ на яме, потом автобус — глушитель пробило… Кручусь как кардан. Завтра! Ее ж и шприцануть надо и масло, небось, - чернота…

– Проклятая машина, - согласился Прошин нетерпеливо.

– Клапана посмотрю, - рассуждал Зиновий, сцепленьице… Я, сами знаете, люблю, чтоб капитально, чтоб без вопросов…

– За что бесконечно тебя уважаю, - заметил Прошин, прикрывая за ним дверь. - Святой человек! - повернулся он к Сергею. - И, кроме того, наглядное подтверждение моей правоты. Будь я клерк из отдела, послал бы меня друг Зиновий в автосервис. И кувыркался я бы там в очередях и платил бы за каждую гайку…

– Телефон звонит, - хмуро сказал Глинский.

– Да?

– Алексей Вячеславович? Прибыли? С добрым утром! - В голосе Лукьянова была ирония. - Сережа у вас? Рассказал о работе? Грандиозная штука? Да-а, впечатляющая и ошеломляющая. Более того. По этому поводу вам через час надлежит быть в институте онкологии.

– Данную миссию, - Прошин скрипнул зубами, - я поручаю вам!

– С радостью! Но там нужны именна вы — руководитель!Машина уже внизу. В вестибюле клиники вас встретит Воробьев Игорь Алексан…

Прошин бросил трубку.

– Еду, - сказал он Сергею. - В клинику. Надоели вы мне все… И день сегодня.. Как тюремная песня: тоска. Ладно. Вечером встретимся. Приедешь, понял?!

«Все паршиво, - думал он, спускаясь к машине. - С Сергеем что-то не то, Лукьянов клыки показывает… И опять осень, опять надо вертеться, куда-то мчаться, что-то говорить…»

Небо Индии, океан, истомленные зноем Мадрас и Дели мелькнули в памяти и сгинули, будто и не было всего этого в помине. Вперели стояла стена удручающе однообразных будней. Но где- то в ней неразличимо таилась волшебная дверка к безмятежной дали, где можно отдохнуть на каникулах от этой ненавистной работы и жизни. И он не страшился будней, даже любил их: будни дарили ему Игру, и преодоление их означало выигрыш; но не благосклонную улыбку Фортуны — случайную и лживую, в выигрыш в Игре, продуманнай и сложной, победу, в которой наслаждение, смысл.

– Ну, поехали, - усаживаясь, сказал он шоферу. - Только не гони. Скользко сегодня.

– Чего?

– А? Да это я так, себе.

* * *

Воробьева — сутулого, с чахлой бородкой и курчавыми волосами, выбивающимися из-под колпака, - Прошин безошибочно выбрал из толпы белых халатов в вестибюле по тому ожиданию, что было в лице врача, и вскоре они шагали вниз, под землю, в отделение радиологии. Здесь, в ровном тусклом свете, неизвестно куда простирались выложенные желтой щербатой плиткой бесконечный коридоры с устрашающе незкими потолками; аспидно поблескивающие трубы тянулись вдоль стен, нависали над головой; здесь было прямо-таки царство всяческих труб, и, может, оттого Прошину чудилось, что где-то вдалеке нудно капает вода, но, прислушавшись, он отгадал в этом мерном звуке эхо собственных шагов. В одном из закутков лабиринта распологался кабинет Воробьева: обшарпанный стол, заваленный раскрытыми книгами, два железный паукообразных стула; в углу — застекленный шкафчик, где на единственной пыльной полке покоилась колючая океанская раковина, чьи розовые перламутровые створки, словно окаменевшие губы, выпятились в обиженном недоумении на свое теперешнее пребывание в этих апартаментах.

– Общую идею вам объяснили? - Воробьев достал сигареты. - Множество датчиков, представляющих единую систему в форме двух пересекающихся под прямым углом плоскостей. Из датчиков сигналы поступают в приемник, где на фоне шума здоровые клеток выделяется пик «ракового» сигнала от клеток больных. - Он прикурил. - Вообще-то аппаратура такого рода у нас есть. Но прибор избирателен, погрешность его огромна, да и с изотопами… - Окутанный дымом, Воробьев заходил взад-вперед. - Раньше применяли радиоактивный фосфор. Теоретически его концентрация в больных клетках большая, чем в здоровых, но подчас происходит обратное, и даже с накожными опухолями диагностика никудышная. Кадмий лучше. Но мы сделаем ставку на галлий. Металл редкий…

– Достанем. - Прошин покосился на дверь. Что-то тяготило его. Простите. Положим машина сделана. Мы узнали где пораженные участки, удалили их. Но ведь останутся отдельные больные клетки…

– Несомненно! - Воробьев затряс головой. - И возможность рецедива не исключена. Но учтите и то, что после ликвидации крупных очагов организм способен самостоятельно спраситься с остатками болезни. Тут ему помогут лекарства, химиотерапия…

– О, - сказал Прошин. - В чем и дело. Это подход к проблеме. А хитрым приборам место в разряде подспорья, потому как основную задачу онкологии — вернуть клетку в здоровое состояние или безболезненно унечтожить ее — я правильно представляю ваш идеал? - они не решат. Вывод: надо искать лекарство, а не уповать на транзисторы. Кстати, как мы оформим наши отношения?