Новый Голем, или Война стариков и детей

До ухода клиента (сначала из подъезда выглядывала волнистой седой головой мама - проверить, не топчутся ли во дворе фискалы из налоговой полиции или прыщавощекие весталки собесные) я лежал в трудно развеваемой тьме - облепленная простыней пипочка бесконечно отказывалась опадать (не верь концу, стоящему с утра, он хочет ссать, а не бараться, такой вечно-женственной мудрости научила меня юденшлюхтская Ирмгард) - и с силой водил языком по внутренним нижним зубам на месте их выступления из десны, по пугающим фрагментам собственного скелета. Я думал о “Войне стариков и детей”, забойном романе, имеющем обеспечить мою уже ощутимо недальнюю старость; сюжет: в середине восьмидесятых годов в Сосновой Поляне - или лучше в Веселом Поселке - нет, лучше все-таки в Стрельне - банда восьми - десятилетних шкетов убивает восьмидесятилетних (бронзовыми великокняжескими гайками из рогаток с цейсовской оптикой), чтоб не задерживали наступление перестройки и гласности. Или из мистических каких-нибудь соображений (придумать!). Пахнущее мокрой собакой подземелье Константиновского дворца... ход из Орловского парка в Константиновский... нетопыри врассыпную... цыгане в морщинистых сапогах ловят в палисадниках ежей на жаркое... бледные, в цыпках-царапках, детские пальцы продеты - на манер кастетов - в красные шестиугольные ручки, свинченные с водоразборных кранов... Пенсионер Самородко, бывший артиллерист крейсера “Киров”, создает группу самообороны при жэковской партячейке, ну и так далее, вплоть до решающей и всеистребительной рукопашной у страшного, черного, кривого каштана (нижние сучья обломаны - на рогатки), посаженного 21 апреля 1943 года возле немецкого штаба, в честь 2696-й годовщины основания Рима. Можно будет продать в “Северо-Запад” как русское фэнтези, а то, чем черт не шутит, Уолт Дисней Студиос имени Горького возьмут да и снимут триллерок какой детско-юношеский, с Чарльзом Бронсоном в главной роли, с кривоногим литовским хазарином, косящим белобрысые цепи калашом от бедра?.. ...Бормашину и кресло наконец-то въезжали в кухонную нишу, припирали ее самопальною дверкой (а на дверке сплошь полки, а на полках сплошь банки, все в потертый красный горошек и все с эстонской надписью “Suhkur”) и протяжно кликали завтракать (очень много оладий) - в извивающиеся цепи беломраморного беломорного дыма, под мамин изучающий взгляд. “Может, тебе бороду отпустить? А то какое-то выраженье лица у тебя стало... блядское...” Не блядское выраженье лица у меня никакое, не блядское, а как было, так и осталось - необщее!