Новый Гулливер

Теперь Дрим засыпала меня вопросами о стране, откуда я приехал, и все, что я ей говорил, она критиковала со своей, варварской точки зрения. Например, она возмущалась, что у нас есть больницы, и всякую заботу о больных считала нечестивой. Если чинить и штопать всех больных и слабых, давать им возможность жить несколько дольше, чем они так бы прожили, так ведь у них же могут быть дети, тоже слабые, болезненные, с которыми тоже будет куча хлопот. Это мы видим на животных, которых мы воспитываем, и растениях. А с людьми разве не так бывает?

Я должен был признать, что и с людьми бывает то же. Но поставил ей на вид, что на моей родине ценят не одно только физическое превосходство.

— Это я уже заметила, — сказала она с откровенностью, почти смутившей меня. — А женщины у вас — красивы?

— Некоторые очень красивы. Но, боюсь, есть и вовсе некрасивые.

— Так зачем же их оставляют жить? Ведь это, должно быть, очень неприятно смотреть на некрасивых. А есть у вас женщины красивее меня?

— Нет, Дрим, такой красавицы, как ты, я никогда не видел.

— Скажи это еще раз. Это звучит так приятно.

Но я не повторил этого. Я чувствовал на себе известную ответственность по отношению к этому прекрасному, несовершенному первобытному созданию. Мне казалось, что долг мой, — прежде всего очистить ее ум от суеверий, внушенных ей этой кучкой ученых и высоко интеллигентных, но уродливых людей, которых ее научили считать богами.

— Если твои повелители — боги, как ты говоришь, почему же они не убьют морское чудовище, которое живет в пещерах?

— Двое из них пошли убить его, но посмотрели ему в глаза, и такой страх напал на них, что они умерли со страха. И тогда они увидали, что это существо очень злое и, так как они мудрые — они оставили его в покое.

— Какие же они, однако, слабые и жалкие, если их так легко напугать до смерти. У меня на родине люди верят только в бессмертных богов. А здесь у вас ваши боги умирают, как и все прочие люди. Давно ли я здесь, а уж на моей памяти умер один — тот самый, который нашел меня на берегу, и тело его сожжено.

— Да, тело. А сам он продолжает жить. Боги научили меня этому, когда я была еще ребенком, и это нехорошо с твоей стороны, что ты хочешь заставить меня думать иначе.

Удивительно крепко сидят в человеке впечатления, полученные им в детстве! Я, конечно, наблюдал это и раньше, чем попал на Фулу. И мог ли я один бороться с этой сложной и упроченной организацией рабства, которую так слепо приняли на веру и сжились с нею сами рабы? Я перевел речь на другое — на ее страх перед морем.

— Ты хорошо плаваешь? — спросил я.

Дрим засмеялась.

— Я плаваю так же, как хожу или бегаю. Разве это трудней, чем бегать? Какие странные ты задаешь вопросы!

— Отлично — тогда мы с тобою поплаваем в море.

— Нет. Морская вода нехорошая. Если пить эту воду, — умрешь. Разве не так?

— Так-то так, но…

— Ну, так зачем же ты советуешь мне плавать в море? Нас учат и не дотрагиваться до морской воды. Ты вот сам говоришь так, как будто ты тоже бог, и хвастаешь своей свободой, и говоришь, что ты приехал из далекой страны, — но ведь и сам ты не посмеешь войти в море.

Теперь настал мой черед смеяться.

— Я сегодня же вечером пойду и выкупаюсь в море. И плавать буду. Вот увидишь.

— Молю тебя: не делай этого.

— Почему? Это мне не повредит.

— Ты, наверное, умрешь.

— И не подумаю.

— Это было бы жаль, если бы ты умер, потому что мне, может быть, удастся еще на несколько дней оттянуть свой конец, и я, может быть, полюблю тебя.

Мы были уже у входа в пещеры.

ГЛАВА IX

Боковая стена утеса из темного песчаника вся была продырявлена отверстиями, словно гигантский садок для кроликов. По виду утесы здесь были естественные, но во внутреннем лабиринте подземных ходов и пещер, в который мы вошли, несомненно, было много искусственных сооружений. Местами покрытие подпирали сложенные из кирпича колонны, а стены, несомненно, были выглажены и выровнены каким-нибудь орудием. Я догадывался — так как Дрим ничего сообщить мне об этом не могла — что владыки острова одно время намеревались использовать эти естественные пещеры, но затем были напуганы каким-то нелепым суеверием. Не мог же я поверить в допотопное чудище, выползшее из моря и, как василиск, убивавшее одним взглядом? Как же бы это оно прожило пятьдесят лет в этих пещерах, ни разу не показавшись на свет Божий?..

Я поделился своим сомнением с Дрим, но она была непоколебима. Следы чудовища, когда оно уползло в пещеры, были видны отчетливо, а обратных следов никогда никто не видал.

— Но как же оно живет? Чем оно питается? — допытывался я.

— Наверное, в воде находит себе пищу.

— Но ведь ты же говоришь, что оно больше не возвращалось назад, в море.

— Нет. Но в одной из дальних пещер — это очень далеко, я туда никогда не заходила — есть большое озеро. Там и живет чудовище. Я тебя сведу к такому месту, откуда слышен шум воды, ниспадающей в озеро. Только иди за мною следом, а то ты заблудишься.