Мы вернулись за стол переговоров, и к часу ночи бюджет был готов. Тони просил Ширака и Меркель выступить первыми, чтобы остальным труднее было вносить опасные для бюджета возражения. Мы знали: Верхофстадт непременно отомстит — попытается блокировать сделку; однако к тому времени, как до него дошла очередь, было высказано слишком много аргументов «за». Правда, пока выступали другие лидеры, Верхофстадт позволял себе выкрики с места. И все же полного консенсуса мы еще не достигли. Польский премьер хотел последнего штриха. Тони отправил меня к Ангеле Меркель, сидевшей от него довольно далеко; от меня требовалось попросить денег, обещанных землям Восточной Германии, для ублажения поляков. Меркель согласилась, сама подошла к Марцинкевичу и сама озвучила предложение. Таким образом, была поставлена последняя точка над «Ь. Служащие хотели было нести шампанское; я предвосхитил этот жест. Мне казалось, бюджет, принятый с таким скрипом, обмывать не следует.
По словам Джека Стро, сторонник Гордона Дуглас Александер во время саммита ходил за ним, за Джеком, по пятам, записывал все сомнительные Джековы высказывания и отправлял Гордону. Дуглас сказал Джеку, что исход саммита был бы иным, если бы переговоры вел Гордон. Уж Гордон-то уступок не делал бы. Джон Кунлифф, старший чиновник Казначейства, держал Гордона в курсе хода переговоров. Когда переговоры близились к завершению, Гордон потребовал передать мобильник Тони. Джон остановился на пороге переговорной, стал размахивать мобильником, однако Тони намеренно игнорировал его манипуляции. Переговоры продолжались. На следующий день Гордон заявил СМИ, что он лично недоволен результатами саммита. По возвращении в Лондон Тони поинтересовался, что бы на его месте стал делать Гордон. Настаивал бы на куда меньшем бюджете, с потолком в один процент от расходов ЕС, отвечал Гордон. На вопрос, кто бы поддержал эту позицию, Гордон сказал «Министерство финансов Германии». Тогда Тони напомнил, что канцлер Германии сама предложила более высокий предельный уровень, иными словами, от поддержки Министерства финансов толку было бы негусто.
Мудрый премьер всегда осознает, насколько важно в ЕС достичь таких соглашений, чтобы каждый из лидеров чувствовал себя победителем или по крайней мере мог, вернувшись на родину, внятно объяснить причины своих уступок. Правители, в понимании Макиавелли дальновидные, из всех своих деяний афишируют те, что и без того должны были свершить. Премьер-министру приходится снова и снова вести переговоры с другими европейскими лидерами; понятно, что ему нужно расположение этих лидеров в течение всего премьерского срока. Гордон применял тактику бульдозера; на одних отдельно взятых переговорах она могла и сработать. Собственно, так случилось на переговорах о Подоходном налоге (том самом, который был изобретен, чтобы избавить гражданина от налогов, если вклад делается не у него на родине). В остальных случаях тактика бульдозера обошлась нам слишком дорого. Едва мы пришли к власти, на нас посыпались жалобы европейских лидеров: мистер-де Браун груб, напорист, норовит «построить» министров финансов ЕС. Антонио Гутеррес, бывший премьер Португалии, в 2000 году жаловался Тони: дескать, не пойму, почему Гордону мало просто победить — нет, ему надо еще унизить проигравшую сторону. Гордон очень кичился своим успехом — вот и стал применять бульдозерную тактику в дальнейших переговорах. Да еще Тони называл «нулевым переговорщиком». «Будь ты тверд, как я, ты бы им сказал: ничего не получите, и они бы тогда и крохам радовались» — вот какие заявления он себе позволял. Его победа в деле о подоходном налоге вызвала недовольство всей Европы. А чего и ожидать? Известно: встал в позу на одних переговорах — будь готов расплачиваться на переговорах следующих.