Новый Михаил (СИ)

И вот, привлеченные обещаниями и вдохновленные «ветром свободы», люди собрались в Таврическом дворце. Член Государственной Думы Чхеидзе открыл заседание. После коротких выступлений был избран Исполнительный Комитет председателем которого оказался социал–демократ Чхеидзе, товарищем председателя — Керенский.

Исполком назначил комиссаров во все районы столицы, приказал на местах формировать Красную Гвардию, утвердил Продовольственную комиссию для организации питания солдат и назначил «Штаб» из нескольких человек, в задачу которых входила организация обороны дворца от «царизма».

Но никаких войск в распоряжении штаба не было. В ту ночь, все что реально контролировал и защищал этот орган, была комната 41, в которой он и располагался. Никакими войсками на тот момент не командовал и Временный комитет депутатов Государственной Думы. И напрасно панически ждал их нападения генерал Хабалов. Вооруженные толпы на улице в ту ночь подчинялись лишь сами себе и не настроены были подставлять свои головы под пули.

Столица замерла. Безвластие достигло апогея.

Этой ночью некими молодыми людьми был арестован председатель Государственного Совета Российской Империи Щегловитов. Керенский лично запер его в одной из комнат дворца, а ключ положил себе в карман…

* * *

ЦАРСКОЕ СЕЛО. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Ближе к утру граф Бенкендорф был вызван к телефону генералом Хабаловым.

— Доброй ночи вам, Сергей Семенович!

— Шутить изволите, Павел Константинович? Какая ж она добрая? — Хабалов нервно охнул.

— Вам виднее. С чем пожаловали, Сергей Семенович? Я так понимаю, вы вовсе не о превратностях ночи хотели поговорить в столь поздний, или уже ранний, час?

Было слышно, как на том конце провода засопел Хабалов.

— Я к вам, Павел Константинович, по делу. Под моей командой верные войска взяли под охрану Зимний дворец. У главных ворот поставили два орудия…

Бенкендорф перебил собеседника:

— Сергей Семенович, это безусловно очень интересно, но что вы от меня–то хотите?

— Проблема у нас, которую можете решить только вы, Павел Константинович. Дело в том понимаете ли, что войска голодны, а пищу из запасов дворца нам не дают. Говорят, что нет у них такого распоряжения. Вы уж дайте указание, Павел Константинович, а то и эти разбегутся, понимаете? Итак уж Западный Кавалерийский полк сообщил нам, что у них нет пищи и фуража, да и смерти они не хотят. Не хотят нам и не хотят себе, понимаете? Поэтому делегаты от полка нам и сообщили, что полк покидает нас и походным порядком уходит в Новгород в свои казармы. Остальные то это видят, понимаете? И моральный дух у них, скажу я вам… Вы меня понимаете? Так что если еще и этих не накормим, то сами понимаете…

Пораженный Бенкендорф молча слушал нелепое бормотание растерянного командующего Петроградским округом и понимал, что столица Государем уже потеряна.

* * *

ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Родзянко сел на председательское место и обвел взглядом напряженные лица присутствующих. Мастерски выдержав театральную паузу он произнес лишь два слова:

— Я согласен.

Эти слова вызвали бурю восторга у присутствующих членов Временного Комитета депутатов Государственной Думы. Итак, официально курс на переворот взят!

В последовавшем далее пространном выступлении председателя Госдумы было заявлено о том, что Временный Комитет объявляет себя правительственной властью. Родзянко потребовал от присутствующих полного подчинения. Были отданы первые распоряжения…

Однако перед глазами Михаила Владимировича то и дело всплывали строки из телеграммы, которую ему только что принесли в «комнату раздумий». Текст телеграммы гласил: «ВЫЕЗЖАЕТ СЕГОДНЯ НОЧЬЮ В ЦС». Прочтя это, Родзянко понял — генералы решились и в ближайшие часы механизм государственного переворота пройдет точку невозврата. Рубикон перейден. Карты сданы. Ставок больше нет…

* * *

МОГИЛЕВ. ЛИЧНЫЙ ВАГОН ЕИВ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Я смотрел в лицо царя. Я видел тысячу раз этого человека на портретах и в кинохронике. Я помнил всю его жизнь своей второй памятью. Я встречался с ним. И теперь я был поражен.

Я вдруг понял почему победила революция.

Я увидел перед собой смертельно уставшего человека. Многие отмечали фатализм присущий последнему русскому царю. Этот фатализм ставили ему в вину и называли одной из главных причин поражения. Но, то что я понял стало для меня откровением. Именно фатализм позволял ему ВСЕ ЕЩЕ не упасть под тяжестью короны. Какое–то непостижимое сознание богоизбранности. Но не той, богоизбранности, осознание которой многим срывает крышу от самовлюбленности. Именно жертвенной богоизбранности. Обреченной. Невыносимой.

Он очень постарел за последние дни. Только внутренняя сила воли все еще держала ровной его спину и расправляла плечи. Но вот глаза…