Новый Михаил [трилогия]

Однако тут что-то не клеится! Не было в 1923 году таких средств, чтобы уничтожить мир и чтобы все погибли! Или погибли не во всем мире, а где-то конкретно? Тогда почему тот чудак кричал что мы все погибнем? Может мы открыли какой-то ящик Пандоры? Или нас тут всех просто зачистят как свидетелей чего-то?

А хрен его знает, товарищ майор!

Я усмехнулся своим мыслям. Вот и новое звание пригодилось — могу теперь эту популярную фразу с чистой совестью адресовать лично себе.

Ну, что, майор Романов? Повоюем еще?

Так точно, товарищ майор, повоюем!

И я лег на кровать в ожидании дальнейших событий.

* * *

Однако, к моему удивлению, ничего вообще не происходило. Черные солдаты молча приносили еду и забирали грязную посуду. Санузел был в моем номере, так что особых неудобств я не испытывал. Все-таки комфортабельный номер со всеми удобствами это не сырой каземат с ведром в углу вместо уборной. А мне приходилось обитать и в местах похуже каземата.

Я размышлял, строил различные гипотезы, читал книги на компе, играл во всякие игрушки, стоявшие на ноуте, и ждал.

В принципе, одно было понятно со всей определенностью — одну дату сеанса мы уже пропустили, и впереди нас ждала одна единственная дата в ближайшее время, о которой мы знаем — 11 марта или 27 февраля по старому стилю. Следующая известная мне дата была лишь в сентябре. Но я очень сомневался, в том, что тут кто-то будет ждать сентября. Или сеанс состоится 11 марта и будет установлена надежная периодическая связь или я проекту больше не нужен. Причем, судя по солдатам в коридоре, вполне может быть, что буду я не нужен вообще. Окончательно, так сказать. С выбыванием из списка тех, кто может что-то разболтать…

* * *

На четвертый день моего заключения ко мне заявился лично Беррингтон. Солдаты внесли ему стул, и он уселся глядя на меня.

Я даже не сделал попытки изобразить вставание и остался лежать на диване. Беррингтон хмыкнул:

— Протестуем, значит?

Я полежал с минуту, прислушиваясь к своим ощущениям, и затем отрицательно покачал головой:

— Нет, просто лежу. А что?

— И не хотите возмутиться, выразить протест и прочее негодование? Или там, к примеру, потребовать адвоката и пообещать затаскать меня по судам?

Я подумал немного и спросил:

— А зачем?

Беррингтон вытащил сигарету, прикурил и с явным наслаждением затянулся. Где-то с минуту он упивался табачным дымом, а затем кивнул:

— Да, в общем, и незачем. Пустое это.

— Сигареткой не угостите, гражданин начальник? — вдруг спросил я по-русски.

Профессор запнулся и удивленно посмотрел на меня. Потом рассмеялся.

— А, понял. Шутите?

Ответил мне Беррингтон. На русском языке ответил. Практически без акцента.

— Скрывали, значит, от следствия, что языком-то владеете? — не мог не съязвить я.

— Нет. Просто не было необходимости. — пожал тот плечами.

— Итак, мистер Беррингтон?

Профессор изучающе посмотрел на меня и кивнул:

— Да, вы правы, тянуть незачем. Близится 11 марта, и я хочу узнать, будете ли вы работать над проектом согласно заключенному между нами контракту или будете, как у вас в России говорят, бузить и Ваньку валять?

— А я разве бузил?

Беррингтон поморщился:

— Не уклоняйтесь от ответа.

Я помолчал, а затем сел на диване.

— Послушайте, профессор, я все понимаю, но я хочу знать что происходит. Что это было вообще? Что за массовый психоз, крики «Мы все умрем» и прочая хрень? Еще 23 февраля было ощущение, что наступил конец света, а уже 27 февраля вы являетесь ко мне и заявляете, как ни в чем не бывало, что я должен исполнять подписанный контракт! Потрудитесь объясниться, милостивый государь!

— Милостивый государь? — Беррингтон словно попробовал на вкус новое выражение. — Занятно. А, вообще, вы абсолютно правы — была утечка галлюциногена на первой площадке, а человеческое существо оно такое восприимчивое и глупое… В общем, тот кретин сорвал запорный кран на баллоне с газом и все пошло-поехало, как у вас говорят. Пришлось включать сонный газ и растаскивать всех по их комнатам. К сожалению, взаимодействие галлюциногена и сонного газа привело к многочисленным осложнениям среди персонала, и, поверьте, рвотные позывы и головная боль были наиболее легким побочным эффектом. Многим было куда хуже, чем вам. Все-таки вы военный летчик и имеете более устойчивый организм.

Он испытующе смотрит на меня. Я пожимаю плечами.

— И вы хотите сказать, профессор, что сейчас угроза миновала, рецидивы купированы и можем работать дальше?

Беррингтон кивает.

— Именно так.

— А солдаты с оружием в коридоре?

— Лишь для всеобщей безопасности. Некоторые были очень буйными и могли причинить вред другим или самим себе. Это просто присмотр, чтоб было все в порядке.

— Ага, ага, — закивал я. — А баллон с галлюциногеном на первой площадке уборщица забыла, когда полы мыла?

Профессор иронично усмехается и кивает:

— Ну, можно сказать и так. А вообще, это не ваша миссия, вас в том секторе вообще не должно было быть.

— И поэтому вы вынуждены будете меня убить?