Новый Михаил [трилогия]

Кутепов буквально умчался выполнять повеления и вводить в действие план, разработанный именно на случай подобных кризисов. К счастью для меня, самый жесткий план "Омега Альфа" пока вводить в действие не придется. Я-то уцелел. А вот уцелело ли мое правительство — очень большой вопрос.

Еще раз внимательно посмотрев на место взрыва, лишь бессильно заскрежетал зубами. Место, где стояли вип-персоны просто перестало существовать, а сами эти персоны буквально смело.

Было видно, как к месту трагедии устремились первые люди, выбегающие из Спасских ворот, из дверей Верхних торговых рядов, из-за Императорского музея. Выбегали все те, кому посчастливилось в момент взрыва не оказаться на Красной площади, и кто не попал в обезумевший людской водоворот.

Первый шок проходил. Ему на смену шел гнев.

* * *

МОСКВА. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ. 2 (15) апреля 1917 года.

Воздух пах кровью, внутренностями и смертью. Воздух пах дерьмом. Дерьмом, в которое попала вся Россия. Да, основные лужи крови спешно засыпались песком. Большая часть погибших или того, что от них осталось, накрывалось чем придется — какими-то рогожами, мешковиной и прочим. И среди этого самого "прочего" было немало триколоров и Знамен Служения, в обилии лежащих среди трупов. Множества трупов.

— Государь, вам не стоит туда подходить.

Я гневно глянул на сказавшего, но академик Павлов не отвел взгляд.

— Государь, я понимаю, что на фронте вы повидали всякого, но это не фронт. Зрелище слишком тяжелое. Эпицентр пришелся практически на трибуну. Взрыв разметал многих. Больше всего досталось месту, где были приближенные лица и члены Императорской Фамилии…

— Кто?

Павлов мой вопрос понял правильно, но его профессиональная беспристрастность в этом случае дала сбой.

— Пока рано говорить, Государь, еще не все тела опознаны…

— Кто?

— Много погибших. Десятки. Может сотни. Члены Императорской Фамилии. Члены правительства. Военные. Сколько погибших и раненых посчитать пока не представляется возможным… Мы можем лишь назвать тех, кто был ранен и кого уже увезли в госпитали Москвы. Среди раненых ваша сестра Ксения. И… Вот список раненых.

Я выхватил у него из рук бумагу и жадно пробежал взглядом по строчкам. Список был ужасающе коротким.

— Нечволодов? Сандро? Маниковский? И… моя мать?

Мой лейб-медик все же не выдержал и стал смотреть куда-то в сторону. Наконец, он глухо произнес:

— Их пока не нашли. Но, это не факт, что все они погибли. Возможно, кто-то был увлечен потоком толпы…

Павлов осекся под моим бешеным взглядом. Но я требую ответов.

— Где список опознанных погибших?!

Академик подает мне второй лист и мрачно поясняет:

— Из приближенных к трону опознать удалось лишь тех, кто был дальше от трибуны, кто не успел подойти ближе или чье место было дальше…

Проглядев список потерь, я резко оборачиваюсь к генералу Скалону.

— Я требую объяснений. Как и кому удалось заложить столь мощную бомбу прямо под трибуну?!

Генерал был бледен, как сама смерть.

— Государь! Предварительный осмотр места взрыва показал, что заряд был заложен в неизвестном нам подземном туннеле, ведущем вдоль стены Кремля. Очень мощный заряд…

— Каким образом туннель остался вам неизвестным? Ведь именно в вашем ведении находятся все подземелья вокруг Кремля?!

— Виноват!

— Где Стеллецкий?! Где Стеллецкий, я вас спрашиваю?!!

Скалон умудрился побледнеть еще больше.

— Государь! Дело в том, что… Стеллецкий пропал три дня назад…

— Почему я об этом не знаю?

— Я… Я не счел возможным беспокоить Ваше Величество на отдыхе по такому незначительному поводу…

…

— Встать!

Я с ненавистью смотрел на валяющегося на мостовой шефа Имперской СБ. Разбитые в кровь костяшки правой руки саднили, а мне больше всего на свете хотелось сейчас бить ногами упавшего генерала, бить, бить до тех пор, пока он не превратится в… пока не выбью душу из…

— Остановитесь, Государь.

Я резко обернулся, готовый въехать со всего маха, и лишь в последний момент остановил движение.

— Государь, не теряйте лицо.

Сказано было очень тихо, но я услышал. Ярость и ненависть клокотали во мне, но рука Лейб-доктора, лежащая на моем локте, сдерживала мою стихию. И, чувствуя, как дергается мускул на лице, я все же не дал внутреннему урагану смести все вокруг.

Лишь гневно бросил уже успевшему подняться генералу:

— На вашей совести жизни десятков и сотен моих подданных. Вы, зная о пропаже Стеллецкого, допустили сюда людей. Вы… Я отстраняю вас от должности. Я вас… Вашим делом займется трибунал. Трибунал. Да.

И обернувшись к Батюшину:

— Он ваш.

Заметив на площади группу репортеров, направляюсь к ним. Мой голос звенит от гнева.

— Господа! Только что на ваших глазах враги России нанесли страшный удар по нашей Империи. Погибло множество прекрасных людей. Погибло множество невинных детей. Нет и не будет прощения тем, кто это сделал. Тем, кто это организовал. Тем, кто подстрекал. Кара постигнет всех. Сколько бы времени на это не понадобилось. Где бы кто ни прятался. В какой державе кто бы ни находился. Возмездие будет. Даю в этом свое слово.

Перевожу дыхание и добавляю.