Новый Михаил [трилогия]

Пока мы беседовали, солдаты Мостовского поставили на дорогу сани. За санями билась в конвульсиях Рыжуха Тихона. Тот причитал и гладил свою лошадку, а один из солдат что-то горячо втолковывал крестьянину. В конце концов, Тихон кивнул и, погладив лошадь в последний раз, отвернулся. Раздался выстрел и все затихло.

Я повернулся к Горшкову и тихо спросил:

— Георгий Георгиевич, вы при себе имеете деньги заплатить Тихону за лошадь и сани? Я потом отдам.

Тот с удивлением посмотрел на меня и, кивнув, пошел общаться с крестьянином. Через пять минут заметно повеселевший Тихон, при помощи солдат, прятал в лесу сани.

— Вот прохиндей! — Летчик аж задохнулся. — Уверял меня, что все сломано и придется покупать новые, а вот, поди ж ты, — прячет. Явно собирается их забрать, купив лошадь в Могилеве!

Задумавшись о ситуации с Мостовским, я пробормотал:

— Да, Георгий Георгиевич, все, все, что нажито непосильным трудом — все ж погибло. Собака с милицией обещала приехать…

Снова удивленный взгляд.

— Это вы о чем, простите?

— Да так. Вспомнил одного соседа инженера Тимофеева. М-да. Так, где там Тихон?

— Здесь я, барин!

Тихон подскочил, как будто ожидал вызова. Я оглядел его с ног до головы и усмехнулся. Такой нигде не пропадет и своей выгоды не упустит. Вон, как разжился деньжатами за этот вечер. И лошадку новую купит. А может и не одну.

— Так что, Тихон, до города далеко?

Тихон помолчал, прикидывая, пару раз оглянулся, а затем изрек авторитетно так:

— Думаю я, что, значится, версты две с гаком.

— Пешком дойдем?

— Пешими-то? Почему б не дойти пешими-то? Волки не сунутся более, да и у нас прибавка-то вышла.

Горшков фыркнул. Тихон степенно повернулся к нему и глянул так… снисходительно.

Через несколько минут мы двинулись по ночному тракту в сторону Могилева. Если верить прикидкам Тихона, то я рассчитывал дойти до города где-то за час-полтора, учитывая ночь, снег и мало ли что…

— Ваше Императорское Высочество, разрешите обратиться?

Оборачиваюсь. Мостовский поравнялся со мной и козырнул. Киваю.

— Обращайтесь, штабс-капитан.

— Вы сведущи в дворцовых порядках. Подскажите — как попасть на аудиенцию к Государю в Могилеве?

С удивлением его рассматриваю.

— К Государю? Лично? Штабс-капитану? Перед самым отъездом Государя из Ставки? Право не знаю чем вам помочь! Вас не пустят даже к царскому поезду.

— Государь уезжает? — Мостовский явно растерялся.

— Да. Такие предположения есть.

— Плохо.

Мостовский долго шел молча, а затем спросил:

— А, если не секрет, вы с Государем будете встречаться сегодня?

Я хмыкнул. Сегодня положительно мне везет на наглецов! Один Тихон чего стоит. Вон идет, морда аж светится от самодовольства. Ощущение такое, что положи ему еще рубликов сто и он своей физиономией будет нам путь освещать словно прожектор локомотива.

Штабс-капитан ждал.

— А, позвольте спросить, чем вызван такой неподдельный интерес простого офицера к распорядку дня и встречам Государя Императора? Уж не шпион ли вы, дорогой Александр Петрович? Откуда я знаю ваши намерения?

Мостовский безнадежно махнул рукой.

— Могу дать слово чести, Ваше Императорское Высочество. Я не шпион. Просто мне нужно увидеть Государя и срочно передать ему кое-что.

Я не знал — смеяться мне или плакать? Слово чести, что я не шпион! Забавно. Как говорится — забавно, если не сказать больше. Хотя, что я знаю о понятиях этого времени о чести? И может ли шпион в эти годы вот так разбрасываться клятвами? Прадед, в глубине моего сознания, почему-то ему верил. Но, говорят, прадед был вообще легко внушаемым человеком…

— Хорошо, штабс-капитан, я вам, допустим, верю. Но, помилуйте, что это меняет? В Могилев вы идете и так. В город патруль вас пропустит. А вот на военную платформу, где стоит поезд Императора, вас никто не допустит все равно. С собой же вас, штабс-капитан Мостовский, я провести решительно не смогу, равно как и передавать какие-то предметы Государю я не буду. Хотя бы из соображений элементарной безопасности Государя. Тем более что вы отказываетесь сообщить мне о сути вашего дела.

Мостовский помолчал. Затем нехотя проговорил:

— Простите, Ваше Императорское Высочество, но…

Я пожал плечами.

— Дело ваше, Александр Петрович, дело ваше…

* * *

ПЕТРОГРАД. Васильевский остров. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

— Господин полковник, Лейб-гвардии Преображенского запасного полка подпоручик Скосырский к вам с депешей от полковника Кутепова.

— Проси.

Ходнев встал из-за стола, прервав свои почти бесплодные попытки дозвониться до кого бы то ни было — барышни-телефонистки отказывались соединять с военными или государственными абонентами либо соединяя со всякими «революционными» абонентами типа Таврического дворца, либо просто игнорируя все просьбы и угрозы.

Вошел человек в солдатской шинели и, щелкнув каблуками, представился:

— Подпоручик Скосырский, честь имею. Имею при себе депешу от полковника Кутепова.

— Давайте.

Разорвав конверт, Ходнев впился взглядом в четкие строки депеши: