А что, представилось мне, если я тут сняла квартиру — на восьмом этаже, без лифта, восемь квадратных метров, стены белые и занавески алые, а что, если мой сосед — сам Бог? В аристократичном районе, где живут старушки с клюками и шляпами, где мужчины улыбаются и уступают дорогу, где женщины желают друг другу прекрасной погоды, что, если мой сосед — сам Бог? В бешеных полосатых гетрах, бархатном плаще, притворяется безумным, чтобы консьержка впустила, если вдруг забудет ключи. И каждую ночь я слышу, как он поднимается по винтовой лестнице, стукнет каблук о ступеньку, кашлянет сердце, стукнет другой о ступеньку, кашлянет. И так восемь этажей по деревянной, винтовой, уходящей в небо лестнице. С черного входа. И дернется дверь, и он войдет в комнату. Чай заварит, густой, розоватый, чуть прозрачный. Несколько чаинок непременно проскользнут, прилепятся к краю чашки, будут держаться изо всех сил. Но он их ссадит, как безбилетных пассажиров, ссадит на скатерть, белую, кружевную. У него за столом фарфоровые куклы сидят, пьеро-коломбины в бархате и шелке, в лиловых, ласковых костюмчиках. У него на столе стоит роза, крупная, чайная, ее караулит толстая серая полосатая кошка, и когда кошка задевает розу когтями, кому-то на земле больно. Он сгоняет кошку, но она все равно приходит, и снова караулит, и снова рвет тонкие лепестки, и снова кому-то больно. Господи, ну почему она все время дерет с моей стороны?
Нашла польскую библиотеку у Одеона. На витрине Краковский костел собран из фантиков. И грустно, и смешно — и совсем по-детски. Почему-то вспомнились конфеты “Три медведя”, не такие яркие, но воспоминаний в них не меньше. В польской книжной лавке на Одеоне название тонет в вишневом неоне, буква за буквой, Краков в витрине как летучий голландец… Маленький сказочный терем посреди большого шумного царства мертвых. Здесь пьют кофе и читают книги. Настоящий рай для эвридик. И круглолицый, морщинистый и бархатный, как печеный персик, продавец смешно коверкает русские слова и беззубо смеется.
Русская мечта: а вы когда-нибудь ходили с желтой пятикилограммовой сеткой картошки по Елисейским Полям?